— Перед вами сидит, можно сказать,  самый несчастный человек…
А с другой стороны – безмерно  счастливый человек… И никакого преувеличения в этом нет! Почему?!

Кадр из т\ф «Взаимосвязи», 2008 год

Я десять лет не вставал с постели…  Не накаркать бы, черт возьми! Мне приходилось около десятка раз заново учиться ходить.
Вот когда твоя нога не касается пола…Вот это (в моем представлении) – не вставать с постели.
Я жил с родителями, и если бы не они, я бы конечно не выжил…

Я всегда задавал себе вопрос: «Для чего же ты живешь, собственно? Для чего?!»

Вот у Некрасова, когда его мужики в поэме «Кому на Руси жить хорошо»  искали счастливого,  один солдат говорит: «Нещадно бит я палками, а вот пощупай — жив!» Я, все — таки,  жив!

На изломе разных эпох мне удалось быть свидетелем и, в какой – то степени, участником излома  разных человеческих судеб…

Я пришел к твердому убеждению, что людское сообщество…Так или иначе, мы все связаны между собой! Связаны! Причем, иногда эти связи совершенно неожиданно выплывают…

Ну, кто такой — Карл Маркс?  И кто такой — Леонид Сурин? Какая связь между ними? А я вам скажу!  Если бы не Карл Маркс, Леонида Сурина не было бы на свете!

На первый взгляд — парадокс! Любой, услышавший это и узнавший мой возраст, скажет: «Дедушка, наверное,  того…». Но это действительно так!  Почему?!

Кадр из т\ф «Взаимосвязи», 2008 год

Вот я показываю вам фотографию человека, которого я никогда в жизни не видел.  Это Александр Алексеевич Абражанов —  врач, профессор днепропетровского медицинского института.

Я его никогда не видел. А история вот какая…  У моих деда с бабушкой долго не было детей. Не рождались дети,  и все!

В тот момент,  в 1890 году, появляется в Юрюзани первый (на всю округу) врач. Абражанов приехал сюда не по своей воле: увлекся идеями Маркса и стал их пропагандировать, ну, и попал на зацепку жандармам. Его отправляют  в ссылку на юрюзанский железоделательный  завод.  Бабушка попала на прием к Абражанову. Потребовалось  не очень сложное оперативное вмешательство, через год у нее  родился первенец. В честь Николая Чудотворца его назвали Николаем. Это был мой отец. Вот такая связь!

А если бы не Карл Маркс, то Леонида Сурина и не было бы на свете!

Леонид Сурин с мамой. Фото из личного архива Л. Н. Сурина

Одна из улиц Юрюзани уже лет тридцать носит имя Абражанова. Я сумел отблагодарить этого человека за то, что он делал для простого люда.  Вот какая бывает порой связь! Вот так, благодаря марксизму, я и появился на свет!

Вот этот дом… Здесь я родился и прожил всю жизнь…

Кадр из т\ф «Взаимосвязи», 2008 год

В этом доме жил когда – то Иван Павлович Слепенков – потомок крепостных, завезенных сюда заводчиками Твердышевым и Мясниковым. Дед мой  испытывал такую тягу к учению, что ушел пешком отсюда в учительскую семинарию, в Благовещенск. Там его приняли… Вернулся сюда учителем. Работал в школе больше сорока лет.

Я деда своего не видел, но уважение к нему со стороны местного населения испытал и на себе.
Отец мой, он был коммунистом, общественником. Мать – учительница начальных классов. Вот такие корни…

Этот переулок во времена моего детства назывался Сурин переулок.  Кататься здесь на лыжах и санках удобно было… Здесь мы и росли…

Не думал,  что мне удастся дожить до такого времени, когда я увижу конец «родового гнезда».
Вот, что осталось от этого «гнезда»…

Я окончил школу в 1942 году. О школьных годах  осталось хорошее впечатление.

Фото из личного архива Л. Н. Сурина
Фото из личного архива Л. Н. Сурина
Фото из личного архива Л. Н. Сурина
Фото из личного архива Л. Н. Сурина

Я был с 25 года рождения. Иван Крепинин — сосед по парте – с 23 года…  А остальные ребята – с 24 года рождения. Они поспели под призыв раньше меня…

Ну, всех призвали, надо было че-то делать…А учиться страшно хотелось! И вот четыре девчонки из нашего класса и я поехали в Уфу, и были приняты в медицинский институт.

Фото из личного архива Л. Н. Сурина

В январе 1943 года  пришел мой черед, и тоже – в армию… Жизнь моя повернулась, я стал курсантом 22 –го  учебного снайперского полка. Но перед этим я три месяца чебаркульских лагерей понюхал.  А что такое — Чебаркуль? Есть у Виктора Астафьева покойного повесть «Проклятый и убитый»… Вот там это все описывается.

Ну, когда я попал в снайперский полк, там по – началу нормальная кормежка была… Даже масло давали по утрам (курсантский паек). Но мы уже были до такой степени истощены…При росте 177 сантиметров, вес мой (при поступлении в госпиталь) был 47 килограммов. И потом он все уменьшался, уменьшался и уменьшался…  Кроме того,  температура держалась…  Антибиотиков – то — ни каких…  У меня — двусторонний плеврит, который перешел в туберкулез позвоночника.

Врачи прикладывали все усилия. Но домой я ничего не писал…  Кончилось тем, что меня комиссовали. Дали группу инвалидности. Когда выписывали из госпиталя, начальник мне и говорит: «Тебе по – настоящему надо бы сопровождающего, но у меня такой возможности нет. Давай, добирайся, милок, как- нибудь сам».

Я уже и обмундирование получил…  И, можете себе представить, такая картина…   (А я домой звука не писал!)
Вдруг…Открывается дверь… Смотрю, какая – то женщина входит в белом халате. Присмотрелся – глазам не поверил! Это же мама моя!  Видимо, материнское сердце  почувствовало, что неладно что – то  со мной.  И мама нашла меня!

Фото из личного архива Л. Н. Сурина

Из госпиталя я вернулся домой в восемнадцать лет. Инвалидом. Уехал здоровым, а вернулся инвалидом!

Я что хочу сказать…  23 января 1943 года нас, новобранцев из Катав – Ивановского района, призывалось 200 человек.  Все — 1925 года рождения. А вернулись домой (из этих двухсот) трое! Три человека уцелело из двухсот!  Значит, сильно повезло…

Я себе задавал тогда вопрос: «Неужели я выжил только для того, чтобы пить и есть?!»
Смысл – то человеческого существования – не в этом!

Мне очень хотелось учиться! Понимаете, такая неодолимая тяга к учению была!
В общем, я стал студентом Тимирязевской академии, Уфимского медицинского института, Челябинского педагогического института и  был зачислен в Институт востоковедения. Видите, расклад какой!

Фото из личного архива Л. Н. Сурина

В общем, сдал я несколько экзаменов и слег!

Когда  лежал в госпитале, меня подняли на ноги. Загипсованный, шаг за шагом, я начал учиться ходить.

Впереди (метров двести) береза росла старая…   Каждое утро я надевал гипсовый корсет и шел туда, к березе…
И, вы можете себе представить?  Я добрался до нее!  Я обхватил ее руками, как самое родное существо, прижался к ней и сказал: «Здравствуй, береза! Дошел я до тебя!»

Я вам уже говорил, что много хороших людей в жизни встречал.
Одним из них была  Клавдия Павловна Кузнецова – директор челябинского издательства. Я с ней переговорил, когда еще в госпитале лежал.

«Клавдия Павловна, — говорю, — я на распутье нахожусь… Надо же не просто прозябать, надо делать что – то… Трижды институт пытался окончить… Не удалось.  Че делать – то? Пописывать начал еще в школьные годы…»   А она говорит: «Знаете что? А вы пишите о том, что лучше всего знаете. Школьную среду вы знаете лучше, чем какую – либо другую…У вас же родители в школе работали. Попробуйте написать о школе. У нас как раз пробел в тематическом плане».

Из госпиталя я вернулся окрыленный! Принялся за работу. Через год после сдачи рукописи случилось следующее…
Отец приходит и говорит: «Слушай, там какая-то книжка твоя ходит по заводу!» А я  еще ничего не знал…

И вот эта вот книжечка «Учитель из Юрюзани», выпущенная книжным издательством Челябинска в 1951 году, стала первым моим творением.

Если учитывать, что стаж у творческих людей исчисляется с момента первой публикации, то счет моему стажу можно вести с 1940-го года. Первая моя публикация в районной газете «Авангард» вышла в 1940-м году (в декабре) и называлась «Готовимся к военной игре». Шестьдесят семь лет назад…  А в 1947 году появилась первая публикация в «Челябинском рабочем».

Я ведь был журналистом — то на «вольных хлебах». Меня приглашали и в «Челябинский рабочий», и в газету «Авангард». Но ведь, чтобы работать в штате,  это надо жить там, в редакции. А это было невозможно.  Поэтому в редакцию я приносил  уже готовый материал, отпечатанный на машинке. А тематику я себе определял сам.

Я писал в разных жанрах. Не было жанра, в котором  бы я себя не попробовал.  Героями моих материалов всегда были «люди, опаленные войной». Представители моего поколения и старше… Во время этой работы я, например, столкнулся с тем, что у нас в районе есть Герои Советского Союза, но о них никто не знает!

Фото из личного архива Л. Н. Сурина

Видите? Вот мой знакомый хороший. О нем я писал не раз.  Александр Кукарин…  Совершил бессмертный подвиг при форсировании Днепра…  Можно ли было себе представить в советское время, что найдется какая-то сволочь, которая  под покровом ночи (возле храма!) стащит этот бюст, распилит и понесет сдавать на металлолом?! А такой факт был…
Но восстановили памятник, слава Богу!

Сейчас слово «патриотизм» — то бранным у нас стало!

Вот в этом здании моими стараниями в 1963 году был открыт народный музей.

Моя ошибка заключалась в чем? Я призывал в газетах: «Создадим новые музеи!»  «Да-да! Хорошо!», — слышалось в ответ.
Но за это же никто не брался! Я тогда решил: надо показать, что это нужно. И я, инвалид, начал путешествовать по району, имея в кармане 34 рубля 90 копеек пенсии.

Десять лет я собирал экспонаты. 9 мая 1963 года музей был открыт.

Фото из личного архива Л. Н. Сурина

Сорок лет я был его директором на общественных началах…Ушел. А ведь за мной – то – пустота!

Сейчас это здание — храм. Снова храм… А для меня оно памятно тем, что когда – то было заводским клубом «Металлист». Кино мы здесь еще мальчишками смотрели… В том числе и знаменитого «Чапаева». В этом же здании моя мама (она большой театралкой была) играла в пьесах…

Фото из личного архива Л. Н. Сурина

Я сейчас захожу в церковь…
Знаете, отношение к Богу – то с годами меняется…  Сейчас мы дожили до такого времени, когда и верующие, и атеисты – это две стороны одной и той же медали!  Почему?  Вот верующие говорят: «Бог есть! Бог все создал!», — но доказательств привести не могут!  Атеисты кричат: «Бога нет!», — но доказательств тоже никаких  привести не могут!  А почему Бога нет? А откуда же все тогда взялось? «Из ничего»? А как это – «из ничего»? Объясните? Объяснить не могут!

Музей, краеведение, журналистика…Это все перекликалось между собой…

Эта книжка «Юрюзань. Город уральский» вышла под строжайшим надзором ОБЛИТа. Проверялась каждая строчка, каждая цифра, каждая фотография…

Так вот, эту книжку я закончил так: «Юрюзани исполнилось двести лет, двухвековой юбилей юрюзанцы встречают замечательными успехами в труде, культуре и спорте….Эти успехи красноречиво говорят о том, что у старого и, вместе с тем, молодого города все еще впереди!»

Я тогда мог дать такую перспективу! Завод рос на моих глазах! Я –  летописец завода! И вдруг вместо завода – то – пшик! Пустое место!
То были знаменитые холодильники «Юрюзань»,  а то — Бог знает что!  Ведь мы же минусы – то капитализма на себе испытали!

Цитирую заброшенного ныне поэта Маяковского: «Капитализм в молодые года был ничего, деловой парнишка! Первый работал! Не боялся тогда, что у него от работы засалится манишка!»

Капитализм начал хиреть когда? Когда  нажрался! Каждой формации – свое время! А мы находимся на переломе…

Вот сейчас кривят губы: «Совки!»  Никакой я не «совок»! Никогда этого не ощущал!
Я полноправным гражданином был! Им и остался!

2008 год, автор: Н. Исакова

ЛЕОНИД СУРИН (писатель, журналист, автор летописи ЮМЗ)

Обычное письмо, написанное 70 лет назад, стало свидетельством истории страны.

Семь десятилетий назад в Катав-Ивановск из Ворошиловграда пришло письмо, которое под заголовком «Будем летчиками» напечатала районная газета «Авангард».

«Мы находимся в авиашколе и проходим курс молодого красноармейца, — писали на родину своим землякам курсанты авиашколы военных пилотов имени Пролетариата Донбасса. — Настроение у всех бодрое, жизнерадостное. Жить и учиться здесь хорошо. Мы верим в свои силы и надеемся, что выйдем из школы летчиками, которых готовят из нас наша страна и комсомол.

Четыре наших земляка подписали письмо, которое стало историческим документом. Им всем довелось стать участниками Великой Отечественной войны и жизнью своей подтвердить нерушимость клятвы.

Восемь фашистских самолетов сбил в небе под Ленинградом летчик-истребитель Евгений Чернецов. Он был награжден орденом Красного Знамени, 26 сентября 1942 года погиб в воздушном бою, преградив фашистскому стервятнику путь к Волховской ГЭС, снабжавшей электричеством осажденный город.

В воздушном бою погиб Павел Домрачев. Его подбитый истребитель факелом вспыхнул в небе, а раненый пилот не смог даже воспользоваться парашютом и сгорел в воздухе вместе с самолетом.

…В Катав-Ивановской средней школе Валентин Фигичев и Евгений Зайцев учились вместе. Заканчивая девятый класс, даже сидели за одной партой. Вместе окончили и Ворошиловградскую школу военных пилотов. А потом пути-дороги друзей разошлись. Валентин получил назначение в Одесский особый военный округ. Евгений должен был проходить дальнейшую службу на Дальнем Востоке, где японские милитаристы сосредоточили у наших границ миллионную армию, готовую к нападению на СССР.

Великую Отечественную войну Валентин Алексеевич Фигичев начал младшим лейтенантом, командиром звена. А закончил гвардии подполковником, командовал во время берлинской операции гвардейским истребительным авиационным полком, который был награжден тремя орденами и носил наименование Сандомирского. Герой Советского Союза, почетный гражданин Катав-Ивановска гвардии полковник в отставке В.А. Фигичев жил после войны на Украине, в городе Виннице. Там скончался двадцать лет назад, в феврале 1988 года.

А вот как сложилась судьба четвертого комсомольца, подписавшего письмо-клятву своим землякам.

Все военные годы Евгений Зайцев не только нес напряженные дежурства на Дальнем Востоке, когда летчики готовы были в любой момент отразить врага. Он обучал новых пилотов, которых требовал фронт. А когда началась война с империалистической Японией, настал и его час вступить в бой.

Свой первый боевой вылет на прикрытие города Благовещенска и переправы через Амур он совершил на новейшем скоростном истребителе «Ла-7». Потом последовали другие полеты в разведку, прикрытие наших наступающих войск и штурм войск противника. А после войны — снова трудная и опасная служба в Приамурье и на Камчатке. Выполнение специальных заданий правительства. Ордена Ленина, Красного Знамени и Отечественной войны, три ордена Красной Звезды, двенадцать медалей стали наградами майора авиации Зайцева.

С Евгением Дмитриевичем и супругой его Ниной Тимофеевной мы старые друзья, и дружбе этой уже полвека.

Живут супруги Зайцевы в Челябинске, в одном из многоквартирных домов на Южном бульваре. Сын их Александр Евгеньевич тоже летчик, точнее, вертолетчик. С авиацией не расстается, продолжает летать на вертолетах.

Не так давно Евгению Дмитриевичу Зайцеву исполнилось 90 лет. «Никогда не думал, что до такого возраста может дожить летчик-истребитель, разведчик и десантник, — пишет он в своем письме. — Столько было всего пережито. Как говорится, прошел все «трубы» и дожил до 90-летия».

Мне же хочется вместе с поздравлениями сказать юбиляру: — Живите до ста, дорогой Евгений Дмитриевич! Вас помнят на родине. Вся жизнь ваша и жизнь ваших ровесников всегда будут достойным примером для молодежи! Счастья вам и здоровья!

Леонид СУРИН

18.07.2008 МедиаЗАВОД

Любое исследование по истории края много теряет, освещая только свой, определенный период и не ориентируя читателя во времени, не давая предварительно целостной картины раз­вития. А, наверное, описывая созревающий плод, нелишне знать, кто заронил в землю семя растения, поливал и оберегал от не­взгод хрупкий росток, откуда брались живительные соки…

Проводя исследование вопросов создания и развития домен­ного и молотового производства на Южном Урале симбирскими купцами Твердышевыми и Мясниковым (1750—1783 гг. и далее), я предпринял попытку заглянуть в древний период жизни дан­ного уголка Урала, чтобы поэтапно изобразить тысячелетний путь развития этого региона. Основой для исследования послу­жили материалы археологических изысканий, проведенных С.Н. Бибиковым в 1937—1939 годах в окрестностях города Усть-Ката­ва и публикации сибирских ученых об открытиях в Игнатьевс­кой пещере в начале 80-х годов XX в.

Прежде чем перейти к изложению содержания открытий ар­хеологов, хотелось бы кратко, исходя из климатических и дру­гих условий, охарактеризовать динамику появления и эволюции человека в районах Южного Урала с древнейших времен. Конеч­но, обозначенные этапы так же приблизительны, как велики они во временном измерении, исчисляемом миллионами лет.

25 млн. лет назад — заканчивается третичный период. Появ­ляются гоминиды. Одни из древних предков человека, жившие 14 млн. лет тому назад, относились к роду рамапитеков. Австра­лопитеки появились 3-2 млн. лет до н.э., умели вырабатывать примитивные орудия.

2-1 млн. лет назад — антропологический тип человека — Хомо эректус (Homo erectus — человек прямоходящий). В конце этой эпохи, называемой ранним палеолитом, резко изменился климат, началось великое оледенение. В Европе ледяной покров достиг среднего течения Днепра и Дона. Природные условия, сложившиеся на Урале в эпоху максимального оледенения, ког­да ледниковый покров толщиной до 800 метров опустился до 61 градуса с.ш., оставались благоприятными для проживания, т.к. ледник не перекрывал полностью горный массив. Люди этого периода изготавливали грубые ручные рубила, пользовались ог­нем, не умея еще его разводить.

1 млн. — 300 тыс. лет назад — появились неандертальцы. Климат суровый. Предки людей научились добывать огонь, совершен-ствуют технику изготовления каменных орудий (рубила, ударни­ки, скребла, ножи, скребки, остроконечники). Следы первых людей на Урале относятся к концу раннего палеолита. Археологи­ческие памятники найдены на реках Чусовой (Пещерный лог), Верхней Каме (с. Гремячье), Юрюзани (Усть-Катавская пещера).

40-30 тыс. лет назад — антропологический тип человека со­временный — человек разумный: намечаются расовые типы; ста­до превращается в матриархальную общину; стойбища разброса­ны по всей стране. Климат суров, хотя ледовый покров сужается. Рельеф местности остался до наших дней без изменений. Охота — основной источник существования человека, появляется рыбо­ловство. Возникают условия для оседлой жизни, первые жилища каменного века датируются этим периодом времени. Орудия — ножи с притупленным краем, резцы, скребки с высоким лезви­ем, костяной и роговый инвентарь. Барельефы и гравюры в пе­щерах. Красные и черные наскальные росписи, «венеры» и т.д.

Низменная часть Башкирии покрыта водами Арало-Каспий­ского моря, занимавшими всю Приуральскую низменность. Сто­янки древнего человека этого периода обнаружены в низовьях реки Чусовой, на Каме, Белой, Юрюзани, Катаве, Симе. Па­леолитические и неолитические рисунки найдены в Каповой, Бурановской и Игнатиевской (Серпиевской) пещерах.

14-12 тыс. лет до н.э. — территория Урала интенсивно осва­ивается человеком. Преобладает охота. Охотники в поисках до­бычи не живут оседло. Временные жилища обнаружены в бас­сейнах рек Юрюзани и Катава. Появляются кремневые орудия, совершенствуется техника микролитов (миниатюрные каменные орудия). Изобретены лук и стрелы. Создаются условия для при­ручения животных и развития скотоводства. В пище появляются рыба и моллюски.

4-3 тыс. лет до н.э. — переход к оседлому образу жизни, от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству. Орудия из камня шлифуются и сверлятся. Начинают появляться медные орудия труда, глиняная посуда и украшения. Осваивается гон­чарное и косторезное дело. На Южном Урале обнаружены места древних разработок медных руд (чудские копи) — добыча руды при помощи медных и костяных заступов и здесь же ее дальней­шая обработка.

2-1 тыс. лет до н.э. — Приуралье заселено племенами, известными по уровню развития под именем Срубной, Андроновской и Абашевской культур. К признакам Андроновской культу­ры относят наличие в раскопках глиняной посуды с оригинальными узорами из заштрихованных треугольников, бронзовых украшений, раковин, курганных погребений в дере­вянных срубах и каменных ящиках.

800—700 лет до н.э. — уральские племена овладели техникой получения железа. В эпоху раннего железа Южный Урал занят племенами сарматов, их потомки — аланы остаются здесь до 4 века нашей эры (схожесть со скифами).

300—400    годы    нашей    эры    — массовое проникновение кочевых племен в Поволжье и Башкирию, уничтожение или вытеснение местных жителей (В.Н. Витевский отмечает в Башкирии множе­ство названий нетюркского происхождения — Сакмара, Уфа, Ик, Иремель, Увелька, Мияс, Дёма, Ай, Инзер, Юрезань и т.д.)

1000—1200 гг. — первые упоминания арабских писателей о баш­кирах как группе тюркоязычных племен. В Приуралье племена Табын, Катай, Кудей и др. В каждом племени несколько айма­ков. Различные мнения об этногенезе башкирской нации (тюрк­ская, угрская, смешанная теории).

После краткого исторического экскурса перехожу к изложе­нию результатов археологических раскопок, выполненных С.Н. Бибиковым и В.Т. Петриным. Итак, в 1937 году при разработке известкового карьера над железнодорожной станцией Усть-Ка­тав, после взрыва рабочие обратили внимание на открывший­ся вход в глубину скалы, имевший вид невысокой камеры. Пе­щера была заполнена и перекрыта множеством костей животных четвертичного периода. Местные краеведы В. Бирюков и И. Биев собрали на глинистом полу пещеры большую коллекцию кост­ных останков животных. В дальнейшем сотрудники Областного Челябинского музея получили из Усть-Катава много костного материала, явившегося основой для коллекции четвертичной фауны Южного Урала. Например, в пещере, которая в даль­нейшем в ученом мире зарегистрирована как Усть-Катавская- I, были обнаружены кости мамонта, шерстистого носорога, зубра, благородного оленя, северного оленя, лося, азиатской косули, пещерного медведя, бурого медведя, пещерной гие­ны, барсука, волка, лисицы, песца, зайца, водяной крысы, полевки, сурка, суслика.

Кости пещерного медведя и пещерной гиены, найденные в пещере, дали основание ученым отнести находки к мустьерскому времени (100 — 30 тыс. лет до н.э.). Появление столь мощных кост­ных отложений, характерность изгрызанности костей, вид кост­ных изломов связывалось с обитанием в пещере крупных хищни­ков. Не будучи стоянкой первобытного человека, Усть-Катавския-Iпещера определенно представляла собой важное естественно-ис­торическое звено, послужившее исходным и обнадеживающим началом к дальнейшим поискам палеолита на Южном Урале.

В 1938-1939 годах С.Н. Бибиков вместе с Е.В. Жировым про­вел несколько научных экскурсий в бассейне рек Юрюзани, Ка­тава, Сима. Они разделили место исследования на три участка:
От пос. Усть-Катав до пос. Великие Луки.
От пос. Усть-Катав до дер. Орловка.
От дер. Орловка до пос. Аша.

Всего было исследовано более 40 пещер, гротов, навесов. Кро­ме упоминавшейся Усть-Катавской-I пещеры, несомненные па­леолитические остатки обнаружены в Ключевой, Бурановской, Гребневой, Усть-Катавской-II, навесе «Старинный гребень». Там же кроме палеолитических напластований найдены остатки бо­лее поздних культур — неолит, энеолит.

Ключевая пещера — расположена напротив поселка Лимонов­ка, 40-50 метров над уровнем реки Юрюзани. Длина 18 метров, ширина — 6, высота — 2. Пещера сырая. Найдены кости живот­ных и угли костра (ель). Вероятнее всего является местом вре­менной стоянки охотников времен палеолита, т.к. не обнаруже­но кремневого материала, только 5 кремней и орудие из кремневого сланца. Кости животных дробленые, следы действия кремневым орудием. Найдены кости шерстистого носорога, пер­вобытного зубра, гигантского оленя, благородного оленя, лося, азиатской косули, северного оленя, пещерного медведя, обык­новенного медведя, россомахи, куницы, горностая, волка, ли­сицы, песца, зайца, пищухи, тушканчика, хомяка, водяной крысы, белки, суслика, крота, белой куропатки, сороки, воро­ны, кулика, ласточки, пустельги.

Бурановская пещера — находится в двух километрах от Ключе­вой вверх по реке Юрюзани на левом берегу, 15—20 метров над уровнем реки, доступ труден. Состоит из четырех камер. Ширина входа 3,5 метра, высота — 2,3. Пещера сырая. Палеолитические находки сходны с находками в Ключевой пещере.

В верхнем слое напластований найдены фрагменты керами­ки, каменный инвентарь, кости животных и захоронение чело­века. На стене около входа, с внутренней стороны пещеры, рас­положены два изображения, исполненные красным веществом.

Керамики более 200 фрагментов, орнаментированных — не более 10—12%. Орнамент нанесен путем штамповки или нарезки.

Каменный инвентарь состоит из 21 тонкой изящной плас­тинки; выполнены из яшмовидного кремня или роговика, хорошо огранены. По обломкам нуклеусов и сечению пластинок можно судить о высокой технике скалывания.

В верхнем горизонте второго слоя обнаружено погребение. По заключению Е.В. Жирова, производившего антропологическое изучение костяка, возраст погребенного зрелый, свыше 30 лет, рост около 150 сантиметров, таз мужеподобный, череп европеоидный. Своеобразен и наряден инвентарь погребения. Он со­стоит из 35 подвесок (3—7 см в диаметре) из голубовато-зелено­го офита. Скорее всего, они были нашиты на пояс.

Наскальная роспись расположена на правой стене пещеры у входа, возвышаясь над уровнем пола на 25 см. Верхнее изобра­жение, вероятнее всего, воспроизводит наконечник гарпуна (дли­на 16 см), на 3—4 см ниже нанесено изображение животного (длина 11 см, хвост — 3,5 см). Рисунки окрашены в темно-крас­ный цвет, сохранность хорошая. Возможно, росписи относятся к атрибутике захоронения, т.к. охра в районе черепа погребен­ного адекватна по цвету рисунку. Не исключено, что это самая древняя писаница времени неолита.

Усть-Катавская пещера II — находится в 1 — 1,5 километрах к востоку от станции Усть-Катав, ее видно с поймы реки Катав. Вход 5 метров в ширину, 4,5 в высоту, имеет южный боковой ход, заваленный известняком. Ход сообщается с плато, откуда проникают лучи света, освещающие непроходимое внутреннее помещение. Палеолитические находки не отличаются от находок в других пещерах, в основном эго остатки четвертичной фауны и угольки костра.

В неолитическом слое интересные находки и погребение. На глубине 40—50 см камни, образующие неправильный круг и при­крывающие собою множество украшений. Здесь же кости челове­ка. По заключению Е.В. Жирова, кости принадлежат двум субъек­там: один костяк — ребенку 5—7 лет, другой — взрослому человеку. Кости ребенка носят следы окрашенности красной охрой и силь­но обожжены. Рядом с костями найдены украшения в рассеян­ном виде:
1.    20 сильно окрашенных красной охрой резцов байбака.
2.    53 раковины наземного моллюска в виде бус.
3.    36 круглых плоских бусинок, сделанных из раковины мол­люска (кружочки в диаметре менее сантиметра с отверстиями).
4.    32 небольших каменных подвески, овально суживающиеся формы из сланцевого камня серого цвета (2,5 см в диаметре) с отверстиями.
5.    Пронизки из тонких, видимо птичьих костей (длиною не более 2,5 см).

Кроме того, в пещере найдены: крупный остроконечник из кремня двухсторонней об­работки (8:3 см), два кремневых скребка, несколько пластинок с ретушью по краю, костяное шило, бронзовое или медное шило, четырехгранное в сечении (7 на 3 см) с ос­трием, керамика и кости животных.

Гребневая пещера — расположена севернее поселка Лимоновка, на левом берегу реки Юрюзани, 50—60 метров над уровнем реки.

Вход 4 на 4,5 метра. В палеолитическом слое найдены кости рыб — жереха и окуня.

Неолитические предметы представлены фрагментами керамики среднего обжига, руч­ной лепки, основная масса неорнаментирована. Гребенчатый штамп орнамента часто со­четается с лямками. Отмечены простейшие геометрические построения — ломаные линии, пояски, косые параллельные линии, крести­ки с ямками. Найдено несколько изделий из кости — орудие из рога для выкапывания кор­ней и клубней, костяное лощило в виде лопатки, сделанное из ребра животного, обломок наконечника дро­тика или стрелы.

Навес Старинный гребень — примерно в 1,5 километрах ниже по реке Юрюзани от Бурановской пещеры, у южной оконечности пос. Лимоновка. Под огромным обрывистым скалистым обнаже­нием высотою не менее 40 метров, на правом берегу реки, на уровне 4—5 метров находится площадка. Место это именуется сре­ди населения «Старица» (прежде было русло реки, изменившей направление уже на памяти старожилов). Навес очень высокий, до 10—12 метров, длинный, сухой, защищен от северного ветра и освещается солнцем.

Под культурным слоем найдено погребение человека, ана­логичное бурановскому (без ямы, слегка засыпанное землей). Положение костяка — на спине, руки вдоль туловища. Мо­гильные атрибуты те же — пояс с подвесками из офита (15 шт.), кремневый отщеп, костяное шило. Отмечено наличие в погребении охры. Кроме того в раскопе найдены несколько десятков отщепов, две подвески, покрытые толстым слоем ярко-красной охры.

Находки из Смирновской пещеры, пещер Кочкари I, Кочкари II менее впечатляют, однако тоже имеют следы исследуемых эпох.

В районе деревни Орловки многие пещеры недоступны из-за зава­лов. У входов нескольких из них следы старых кладоискательских ям — результаты неудачных попыток найти сокровища Салавата Юлаева, предание о которых существует до сих пор.

Изыскания С.Н. Бибикова и его товарища показали, что ис­тория нашего края располагает доказательствами жизни челове­ка на Урале не с эпохи бронзы, а с палеолита и неолита. Наибо­лее важные находки ученые датируют периодом третьего — второго тысячелетий до нашей эры.

Безусловно, эти исследования были только началом изуче­ния археологических памятников Южного Урала. Ученые, кро­ме знаний, энтузиазма и лопаты, не располагали ничем. Они подвергали опасности свои жизни, т.к. многие пещеры трудно­доступны и постоянно грозили обвалами.

В конце семидесятых — начале восьмидесятых годов сенсаци­онные находки — рисунки первобытных людей были обнаруже­ны учеными в Игнатьевской (Серпиевской) пещере, недалеко от г.г. Усть-Катава и Сима. По определению специалистов, ри­сункам в Игнатьевской пещере 10—15 тысяч лет.

В январском 1982 года номере журнала «Природа» была опуб­ликована статья академика Алексея Окладникова и научною сотрудника Сибирского отделения Академии наук Валерия Петрина «Новая пещера на Урале с палеолитическими росписями».

По данным сибирских ученых, всего в пещере было обнару­жено двенадцать групп рисунков: десять в большом зале или зале с кольцовкой, одна — в Г-образном лазе и еще одна группа — в Дальнем зале. Рисунки, согласно предварительным выводам, изоб­ражают мамонта, лошадь и условно-схематически выполненно­го человека.

В апреле 1983 года Игнатьевская пещера включена в список памятников истории и культуры общероссийского значения однако только решения для защиты исторических памятников явно недостаточно.

С.Н. Бибиков и В.Т. Петрин с нескрываемой тревогой и оза­боченностью уже в те годы писали о необходимости бережного отношения к неповторимым памятникам древности, охране их от инициативы дилетантов, псевдолюбителей старины, костров и хлама отдыхающих и водных туристов.

Как мне известно, в настоящее время изыскания в бассейнах рек Юрюзани, Сима, Катава возобновлены и их результаты пред­ставляют большой интерес. Отдельные публикации о находках за последнее время в Южно-Уральских пещерах появились в пе­риодической печати. Надеюсь, что материалы моей статьи не идут в разрез с новыми открытиями и напоминают о том, что мы уже имеем.

1555—1557 гг. — Башкирия вошла в состав Русского государ­ства. Башкиры добровольно принимают российское подданство. Обязуются ежегодно вносить в казну ясак — батман меда (90 коп.) и лисицу (80 коп.) или куницу (40 коп.) с каждого двора. Строятся русские города — Бирск (1554 г.), Оса (1557 г.), Мензелинск (1584 г.), Уфа (1586 г.).

1576г. — грамота Иоанна Грозного, запрещающая захват баш­кирских земель.

1649 г. — Соборное Уложение, запрещающее переселяться в Башкирию из Внутренней России, а равно приобретать всеми путями башкирские земли. Появление русских в Башкирии от­несено на более поздний срок, хотя Северный и Средний Урал освоены значительно раньше. В 11 веке в северной части Урала появились новгородские дружины, занимавшиеся пушным про­мыслом, торговлей и сбором ясака. В 12— 14 веках за уральские земли боролись Новгород и Владимиро-Суздальское, а затем и Московское княжества. В конце 15 века Верхнее Прикамье окон­чательно вошло в состав Московского государства. Центром края стал город Покча, а затем Чердынь. В 16—17 веках в Прикамье возникают вотчины Строгановых, на Среднем Урале в начале 18 века строятся заводы Демидовых.

Освоение башкирских земель русскими промышленниками и в первую очередь Твердышевыми и Мясниковым, началось пос­ле именного указа Анны Иоановны, разрешившего свободную продажу башкирских вотчинных владений. К середине 18 века на территории Башкирии построено около 30 заводов…

По материалам книги А.Ф. Мукомолова «На южноуральских заводах»

К 175-летию каменного храма в Катав-Ивановске.

Владимир Иванович Хохлов многое сделал для восстановления забытых (зачеркнутых!) страниц истории Катав-Ивановска. Статья краеведа о городском храме (ныне действующем) печатается в сокращении.

В 1824 году в поселке Катав-Ивановского завода завершилась перестройка православной Иоанно-Предтеченской церкви. На месте деревянного здания было выстроено каменное, напоминающее католический костел. Такая архитектура была привычна для заводских владельцев князей Белосельских-Белозерских, многие из которых долго служили в западных странах. Да и их заводские управляющие порой имели католическое вероисповедание.

Постройка нового большого здания церкви была вызвана заботой о духовном развитии все увеличивающегося населения. Церкви выделялись луга, земли около родников для постройки часовен, бесплатно отпускался лес на дрова.

Некоторые сведения о церкви можно почерпнуть в архиве катавского инженера и краеведа Михаила Михайловича Елисеева. Он знал церковь с дореволюционных времен, ему же пришлось перестраивать ее в советское время. Как свой дом, изучил храм ветеран войны и труда Николай Александрович Чечеткин, и ныне проживающий в городе. Его дед, отец и дядя составляли костяк бригады маляров, которая периодически ремонтировала церковь до революции.

Церковь имела высоту около тридцати метров, из них треть приходилась на колокольни. В боковых частях главного фасада имелись две каменные витые лестницы, идущие от подвального этажа до второго. Выше шли деревянные лестницы, ведущие в колокольни.

Портик средней части был открытым входом в оба этажа. Такое оформление выделяло две колонны главного фасада и смягчало тяжесть архитектурных форм здания, придавая высоту и стройность главному фасаду.

Архитектор запроектировал печное отопление только в нижнем этаже. Тут была нижняя (зимняя, темная) церковь, престол во имя святого Иоанна Предтечи. Потолок был раскрашен в небесный цвет. Висела большая круглая люстра с хрустальными подвесками. На ней зажигались свечи. В праздники также зажигали глиняные плошки с салом, металлические фонарики с цветными стеклами.

Молились в этой церкви от Покрова до Пасхи. На Пасху выходили из первого этажа, обходили вокруг церкви и входили в дверь, ведущую на второй этаж. Так происходил переход на летний сезон из нижней церкви в верхнюю. На Покров все совершалось наоборот.

Верхний этаж не отапливался, и его использовали только в летнее время. Тут была верхняя (летняя, светлая) церковь — престол в честь иконы Казанской Божией Матери. Купола церкви крыты чистой жестью, кресты литые.

Подвальный этаж храма был мало благоустроен. Он соединялся подземными туннелями с домами настоятеля церкви и управляющего заводом.

Пол церкви шпаклевался, зачищался пемзой и раскрашивался масляной краской под ковер. Шпаклевка из мела и краска были на олифе, варенной из чистого льняного или конопляного масла. Храм белился и имел чисто-белый цвет.

Храм очень удачно расположен на вершине холма. Он завершал панораму поселка. Церковь было видно и слышно с любой стороны. Теперь, когда с нее сняли верхнюю половину, а рядом построили пятиэтажные дома, город кажется обезглавленным.

Большой колокол церкви был высотой примерно в рост человека. Он висел на железной и деревянной (лиственничной) балках. Серьги на балках и уши-обнимы вверху колокола соединялись толстыми болтами. Второй и третий колокола были один больше, другой меньше метра. И висели еще три колокола помельче.

Звонарь впрягался в ремень, от которого шли веревки к языкам колоколов, и звонил нужную мелодию. Особенно мощным, раскатистым и мягким было звучание большого колокола, который считался одним из лучших в России. Через пруд и долину реки Катай звон доходил до Верх-Катавки.

Могилы церковного кладбища располагались вдоль внутренней стороны ограды и вдоль стен храма. На могилу клали плиту с соответствующей надписью. Плиты были или чугунные, отливаемые на нашем заводе, толщиной в два-три пальца, или каменные, потолще. Иногда ставили каменные или металлические памятники другой формы и надписи делали на вертикальных гранях.

В начале 30-х годов началось массовое закрытие храмов. В 1930 году в Катав-Ивановске состоялось общее собрание верующих, которое решило закрыть церковь. Каждому здравомыслящему понятно, что подобное собрание такого решения не могло вынести. Решение это сфабриковали активисты, уже имевшие опыт организации голосования за колхозы. Предвидя разрушение церкви, приезжие фотографы снимали ее и позже продавали фотографии. Наиболее ценные книги и иконы удалось скрыть до конфискации. Где-то они теперь?..

Наконец был назначен день снятия колоколов…

С ужасом и недоумением смотрел сбежавшийся народ на действия властей. Стали перепиливать подвеску большого колокола. Вопли и проклятья слышались из толпы. У каждого из этих людей был свой дом, огород, покос. Но только храм был их общим святым местом. Тут сходились все их дороги. Здесь люди, их родные, предки пережили самые главные события своей жизни: крещение, венчание и отпевание. Дух всех этих поколений витал в родном храме.

И вот эта гордость и святыня поселка рушилась. Полетел вниз, ломая карнизы, большой колокол и упал у ворот церкви. Замерли сердца жителей. Люди бросились к руководителям этого варварства, стараясь отнять у них ключи от храма. Однако те незаметно передавали ключи друг другу и наконец где-то спрятали.

Позже большой колокол без лишних свидетелей разбили на заводе в шаробойной на металлолом.

В бригаде церковных маляров Чечеткиных работал художник Вениамин Нагорнов. Он освежал росписи стен и потолков, делал и свои рисунки на библейские темы. Вениамин позже стал красным командиром и погиб. Если бы он мог предвидеть судьбу своих рисунков! В бесхозной церкви кто-то не то случайно, не то намеренно устроил пожар, который не торопились тушить. Долго тлело.

Стены и потолки закоптились. Лики святых скрылись и больше не тревожили совесть начальников.

Здание было приспособлено под заводской клуб (верхний этаж) и кино (нижний этаж). В ходе приспособления его для новых целей было выполнено в течение ряда лет много переделок.

Были сняты колокола и сломаны обе колокольни. Поэтажная открытая часть главного фасада была застроена деревянной перегородкой, оштукатуренной снаружи, с подделкой лицевой стороны под общий фасад. Алтари церквей были приспособлены верхний — под сцену, нижний — под кинобудку.

Металлические плиты и памятники церковного кладбища отправили на переплавку, каменные — повыворачивали, могилы сравняли с землей. Тут был устроен горсад с буфетом, танцплощадкой и туалетами. На могилах граждан, прославлявших наш завод, десятки лет гремела музыка, шло гулянье, топтались десятки людей. Вот вам и вечный покой!

В течение 30 лет после закрытия здание снаружи не ремонтировалось. Производилась лишь побелка стен главного фасада, да и то не каждый год. На сводчатых перекрытиях боковых лестничных клеток выросли березки… Расстройство водостоков привело к тому, что местами был разрушен наружный карниз, протекали насквозь кирпичные своды, местами отваливалась штукатурка и начали разрушаться стены.

В начале 60-х годов возник вопрос об очередной «реставрации». Базы бывших колоколен в 1963-1964 годах срубили наискось чуть ли не на две трети под обычную крышу. Именно срубили, так как старинная кладка не поддавалась разборке: каленый кирпич, известковый раствор на яичных желтках, металлические стяжки, добросовестная, с молитвой, работа каменщиков.

Откалывали зубилами небольшие кусочки. Летели искры. Эта «реставрация» сделала еще более трудным восстановление прежнего вида храма…

Даже если будет восстановлено в прежнем виде здание церкви с колокольнями, домиками, воротами и оградой, реставрация всего комплекса не может считаться законченной. Нужно прощупать верхний слой почвы вокруг церкви, чтобы обнаружить в нем надгробные плиты и памятники. Было время — разбрасывали камни, теперь пришло время собирать их.

Но и после всех вышеупомянутых работ восстановление храма еще не будет закончено. Надо размуровать и очистить подземные ходы, в первую очередь в дом управляющего, где теперь музей.

Музей может заняться очисткой хода со своей стороны и найти во время этой работы интересные экспонаты. Да и весь подземный ход «музей — церковь» может стать самым известным экспонатом в округе.

Владимир Хохлов.

Деловой Урал, 1999 г.

Пятиэтажный жилой дом в центре Юрюзани выходит ок­нами на Дворец культуры. Здесь в нижнем этаже раз­местилась изостудия, куда приходят после школы дети. Два преподавателя ведут с ними занятия.

Александр Михайлович Чернецов закончил Златоустовское художественное учи­лище более четверти века назад и уже давно приобрел среди земляков известность не только живописными, но и скульптурными работами, был участником многих худо­жественных выставок, кото­рые устраивались в городе. Чернецов — автор барель­ефа «Прощание» на мемори­але в память о погибших на войне юрюзанцах и ряда дру­гих работ. В изостудии Алек­сандр Михайлович учит детей лепить фигуры людей и жи­вотных. А рисунку и живопи­си обучает другой препо­даватель — Сергей Владими­рович Богданов.

Уроженец Донецкой об­ласти, он живет в Юрюзани всего шесть лет, но уже при­обрел известность и как ико­нописец. Зайдите в церковь Рождества Христова, и вы сразу обратите внимание на большого размера иконы, на них — лики преподобного Серафима Саровского, игу­мена Никона Радонежского и других святых. Это работы Сергея Владимировича. А занимаясь с детьми, он пре­следует главную цель — дать своим ученикам серьезные навыки в графике и живопи­си, научить их владеть каран­дашом и кистью, а в более широком смысле — приоб­щить к искусству, научить видеть и ценить прекрасное.

И детские акварельные рабо­ты, которые висят по стенам рядом с пейзажами самого Богданова, свидетельствуют об успехах юных художни­ков.

Вторник. В студии это — день лепки. Раньше всех при­шел в класс к Александру Чернецову пятиклассник Ар­тем Варганов и сразу же принялся с увлечением ле­пить из пластилина медведя. Потом пришли Ира Новикова и Катя Чернецова и тоже при­нялись лепить. Катя — млад­шая дочь Александра Михайловича. Старшая — Ксения — заканчивает десятый класс. После школы она хочет пос­тупить в художественное учи­лище.

Возможно, большинство ребят, посещавших занятия в изостудии, и не станут про­фессиональными художника­ми или скульпторами. Но на занятиях у опытных наставни­ков они научились видеть и ценить прекрасное. И более того — создавать это пре­красное своими руками. Бес­ценный опыт на всю дальней­шую жизнь.

Л. СУРИН.

20.02.1999 Авангард

Известный русский писатель, философ и дипломат князь А.М. Белосельский-Белозерский родился в 1752 году в Петербурге. Происходил он из древнего княжеского рода, ведущего свое начало от Рюрика (XIX колено) и от правнука последнего князя Белозерского Юрия Васильевича — Гавриила Федоровича Белосельского, наименованного так по названию его волости Белое Село в Пошехонском уезде (начало XVI в.). Название рода происходит от Белозерского удельного княжества, располагавшегося на севере России, — именно там, по легенде о призвании первых русских князей, был один из древних стольных городов Руси, где княжил брат Рюрика Синеус. За более чем тысячелетнюю историю (если считать от Рюрика) семейство дало России военачальников, дипломатов, флотоводцев, писателей.

Его отец — Михаил Андреевич Белозерский (1702-1755), вице-адмирал, управлял адмиралтейств-коллегией с 1745 по 1749 год, имел от второго брака с графиней Натальей Григорьевной Чернышевой трех сыновей и трех дочерей. Александр был младшим из сыновей.

В 1759 году семилетний Александр был зачислен в конную гвардию, позднее переведен в Измайловский полк и дослужился до чина подпоручика. Белозерский получил прекрасное образование, вполне в духе просвещенной эпохи и «философского века». Получив хорошее домашнее воспитание, в 1768 году для усовершенствования в науках Александр Белозерский был отправлен за границу. Около года он провел в Лондоне при своем дяде — российском посланнике графе П.Г. Чернышеве (1712-1773). Тот девять лет служил послом России в Лондоне и даже был избран в Лондонское Королевское общество, правда, не за научные, а за дипломатические заслуги. Дочерью Чернышева, кстати, была Наталья Петровна Голицына (1741-1837), очаровательнейшая и умнейшая женщина своего времени, впоследствии занимавшая особое место в российском обществе, и ставшая прототипом для знаменитой пушкинской «Пиковой дамы».

Затем Александр несколько лет прожил в Берлине, где его образованием руководил Дьедонне Тьебо, французский литератор, юрист, член Прусской академии, секретарь Фридриха II. В одном из писем он советует молодому князю беречь свое слабое здоровье и состояние, так как он слишком горд и самолюбив, «чтобы быть рабом». В 1773 году Александр получил первое придворное звание (камер-юнкер). В 1775-1778 годах А.М. Белозерский много путешествовал, преимущественно по Франции и Италии, изучая литературу, музыку, живопись и собирая произведения изобразительного искусства (к концу жизни Белосельского-Белозерского его коллекция считалась одной из лучших в России). Там он увлекся искусством, прежде всего музыкой, ему не терпелось завязать знакомство с известными европейскими интеллектуалами.

Первым печатным сочинением А.М. Белозерского было его послание к Вольтеру (1775), состоявшее из трех стихотворных фрагментов, которые чередовались с короткими прозаическими вставками-разъяснениями; в первом и втором фрагментах прославлялся «великий Вольтер», в третьем излагалось философское и эстетическое кредо автора. Вольтер ответил довольно любезно. В ответном письме-послании он высоко оценил это произведение и, в частности, его превосходный французский язык. Завязывается переписка и с Руссо. Философ пишет молодому русскому дворянину: «Выраженные Вами, князь, чувства любви и уважения доставили мне большую радость. Благородные сердца перекликаются, испытывая друг к другу взаимное влечение. Перечитывая Ваше письмо, я говорил себе: немного людей внушают мне такие же ответные чувства». В эти годы завязывается его знакомство — личное или заочное — не только с Вольтером и Руссо, но и с Бомарше, Мармонтелем, Гретри; в дальнейшем в этот круг вошли Ш.-Ж. де Линь, Ж.-Ф. Лагарп, Ж. Делиль, Ж.-А. Бернарден де Сен-Пьер, Ф.-Ж. де Бернис, Ж.-А. Нежон, Ж.-Л. Жоффруа и другие известные литераторы и философы.

В это же время Белозерский начинает писать и сам. В 1778 году в Гааге появилась небольшая брошюра «De la musique en Italie» («О музыке в Италии»), изданием которой автор принял участие в споре глюкистов и пиччинистов на стороне последних. Большой известностью пользовались сочинения молодого князя, посвященные французской литературе.

Известность как поэту принесла ему изданная при содействии Мармонтеля (1784; 1789) книга «Poesies francaises d’un prince etranger» («Французские стихотворения одного иностранного князя»), которую составляли три послания-рассуждения. В «Epitre aux Francais» и «Epitre aux Anglais» сравниваются Франция и Англия с Россией, в их прошлом и настоящем. С сочувствием (хотя и не безоговорочным) отзываясь об успехах цивилизации в этих странах, Белозерский обращает внимание европейского читателя на достижения русской культуры. Среди упомянутых им отечественных писателей — М.В. Ломоносов, А.Я. Сумароков, Д.И. Фонвизин, М.М. Херасков, М.М. Щербатов, В.П. Петров, И.П. Елагин, А.В. Олсуфьев, А.П. Шувалов. В примечаниях к первому из посланий содержатся обширные сведения о русской истории. Здесь он дает экскурс в русскую историю, в частности довольно подробно говорит о дочери Ярослава (которого Вольтер назвал «неизвестным князем неведомой России») Анне, супруге Генриха I. Основной пафос «Epitre aux republicans de Saint-Marin» — в восхвалении патриархальных нравов Сан-Марино; однако в этой «тишине» Белозерский видит угрозу общественного и духовного застоя, к которому как просветитель относится с неприязнью.

К названным сочинениям примыкает второе «Послание к французам» (Epitre aux Francais. S. I., 1802). В нем получили отражение мысли А.М. Белозерского о русской действительности и современных событиях во Франции. О Екатерине II он отзывался неодобрительно; а вот отношения с Павлом I у князя сложились вполне нормальные. Он всячески защищал память Павла I, говорил об императоре: «Другие делали худое, он же — худо делал доброе». Александра I приветствовал. Не сочувствуя французской революции, он признавал величие некоторых ее деяний; в Наполеоне видел представителя нации, ее «душу, око и длань». Острота и злободневность послания сделали невозможным его появление во Франции.

Одно из писем Белозерского из Италии попало в руки Екатерине II. Проницательная императрица сразу распознала талантливого человека и решила привлечь его к государственной службе. Она пишет: «Вот письмо прекрасно написанное и еще лучше придуманное. Если не использовать услуг автора, то где же искать людей. Я приказала принести список свободных мест за границей и назначу его к одному из иностранных дворов». Так в возрасте 27 лет, началась его дипломатическая карьера. Первоначально, в 1779 году, Белозерский стал русским посланником в Дрездене. Он был назначен на этот пост вместо умершего сводного брата Андрея Белосельского и оставался в Дрездене до мая 1790 года, после чего был причислен к русскому посольству в Вене. До 1792 года он выполнял дипломатические миссии в Вене, а затем также в Сардинии. К числу своих задач молодой дипломат относил также пропаганду отечественной культуры. Так, например, во время своего пребывания в Турине, он заказывал и издавал гравированные портреты известных русских людей: Петра Великого, Ломоносова, Сумарокова, митрополита Платона, А.П. Хвостовой и др. В его дрезденском доме неоднократно музицировал Моцарт.

Сохранились тексты его писем вице-канцлеру графу Ивану Андреевичу Остерману. Почти все из них написаны по-русски, в соответствии с указом Екатерины II от 3 декабря 1787 года, предписывавшего всем «природным» российским представителям за границей писать донесения на ее имя и в Коллегию иностранных дел, а также использовать в переписке между собой только русский язык, «исключая только тот случай, где существо дела, предстоящего к их донесению, взыскивать будет точного сохранения слов, употребленных при трактовании оного». В Коллегию иностранных дел всегда привлекали людей знатных и неординарных. И это не случайно. Ведь они представляли Россию за ее пределами, поэтому должны были обладать не только профессиональными качествами, но и светскими талантами. Многие из них были известны не только на дипломатическом поприще, но и как мыслители, писатели и поэты. Княжеский род Белосельских-Белозерских занимал в российском обществе особое место. Даже среди аристократии он выделялся по знатности, богатству и образованности.

С апреля 1792 по март 1793 года А.М. Белозерский занимал пост посланника при сардинском дворе в Турине. По свидетельству Ф.В. Ростопчина, князь А.М. Белозерский был отозван из Турина за «слишком идиллический характер» донесений о революционных событиях во Франции; сам же Александр Михайлович впоследствии объяснял «немилость» тем, что «предвидел события», на которые императрица пыталась «закрыть глаза». Письма его рассказывают о событиях Французской революции и мерах, которые предпринимали европейские государства, в частности, Сардинское королевство, чтобы обезопасить себя от этого влияния. В письме из Турина от 9 (20) октября 1792 года Белозерский пишет, что король даже запретил открывать в этом году Туринский университет: «Ученики, которые теперь на вакациях, оказали тому год назад дух своевольства очень для настоящего времени опасный». Во «Всеподданнейшем донесении» Екатерине II он передает слова сардинского короля, который сожалеет, что Россия и Екатерина так далеко: «О ежели бы она царствовала ближе к нам, то я бы первый, с моими войсками пошел в ее следы, может быть, порядок во Франции восстановлен бы уже был, или по крайней мере все бы уже знали, как вести себя в сем подвиге». Российский дипломат пишет об устройстве гильотины, якобинском терроре, скорой гибели короля и королевы, ставших объектами насмешек и издевательства и размышляет о причинах, приведших к такому положению вещей. Он пишет из Турина 2 (13) июля 1792 года: «Якобинское скопище сильнее час от часу становится и издевается самым язвительным образом слабости Людовика XVI. …Надобно ожидать крайних изуверств против короля, а наипаче королевы». А.А. Верещагин с похвалой отзывался о дипломатических донесениях князя из Турина, содержавших объективный анализ революционных событий во Франции, что, впрочем, повлекло недовольство императрицы и послужило причиной отозвания его на родину. С воцарением Павла князь А.М. Белозерский был «назначен к присутствию» в Сенат, но 15 сентября 1797 года по прошению был уволен от всех государственных дел.

В 1790 году в Дрездене был издан философский трактат А.М. Белозерского «Dianyologie, ou Tableau philosophique de l’entendement» («Дианиология, или Философическая картина познания», «Дианиология» от греч. «дианойя» или «дианийя» — «ум», «размышление»), где им предложена классификация различных типов («сфер») проявления человеческого разума — от «инертности» до «гениальности». Это главное философское сочинение князя было написано по-французски. Французский был языком дворянской социальной и интеллектуальной коммуникации в России XVIII века. Для читателя или писателя-дворянина, получившего образование, соответствующее его социальному статусу, «иноязычного текста» не существовало. «Дворянин-философ» чувствовал себя «гражданином мира» и принадлежал равным образом и российской и европейской культуре. Соединяя в себе эти культуры, он занимал особое место в деле просвещения, обеспечивая культурное единство России и Запада. На страницах «Дианиологии» встречаются имена французских энциклопедистов Даламбера, Вольтера. Руссо, Монтескье, Кондильяка, под влиянием которых происходило формирование философских взглядов Белозерского.

Трактат «Дианиология» публиковался в свое время также на английском, немецком и итальянском языках. Прочитавший его Иммануил Кант писал автору в Россию: «Вашему сиятельству суждено было разработать то, над чем я трудился в течение ряда лет — метафизическое определение границ познавательных способностей человека, но только с другой, а именно, с антропологической стороны». Об этом труде отзывался Лагарп. «Вы острым скальпелем рассекаете бедный человечески разум, писал он. — У такого искусного анатома должна быть очень хорошо устроенная голова». В 1795 году предполагалось осуществить и русское издание этого этюда (под названием «Дианиология, или Умомер»); в сохранившемся предисловии к нему приведено адресованное А.М. Белозерскому письмо И. Канта, который находил сочинение «прекрасным». Работа уже была подготовлена к печати на русском языке, но издание не состоялось.

Несмотря на свою философскую значимость, работы А.М. Белозерского почти совсем не известны российским историкам идей и историкам философии. Одной из причин является то, что множество документов самого А.М. Белозерского, а также его любимой дочери Зинаиды Волконской находятся в архивах Соединенных Штатов, куда они были увезены их потомками. Так, в Бахметьевском Архиве находится любопытный диалог Белозерского о бессмертии души «Диалог на смерть и на живот», написанный им в Петербурге в 1794 году.

Два аристократа — «Барон А.» и «Князь В.» — беседуют о смерти. Они иронизируют по поводу традиционных о ней представлений, в особенности ее эмблематических изображениях. Собеседников занимает вопрос, как реально происходит расставание души с телом, и что чувствует в этот момент человек. Иными словами, что такое смертный час «последнее мерцание какого-нибудь предыдущего состояния», или же «жестокое зло», сопровождающееся невыносимой болью и бесконечными страданиями? Впрочем, собеседники быстро приходят к выводу, что время в контексте жизни смерти не имеет никакого значения: «…Как много ни живи, а не уменьшить того вечного времени, что осталось быть усопшим». Та же идея была высказана и Вольтером. Жители Сатурна и Юпитера, один из которых может прожить в сотни раз больше другого, обсуждают вопрос о кратковременности жизни, и приходят к выводу: когда наступает время отдать тело стихиям, жили ли вы вечность, или один день, это не имеет уже никакого значения.

Дипломат и поэт Белосельский-Белозерский писал главным образом по-французски. Единственным появившимся в печати его произведением на русском языке была двухактная пьеса — комическая опера «Олинька, или Первоначальная любовь», написанная в сотрудничестве с Державиным. По свидетельству П.А. Вяземского, пьеса была «приправлена пряностями самого соблазнительного свойства», что вызвало скандал во время представления на «домашнем и крепостном театре» А.А. Столыпина в Москве. Слухи донеслись до Павла I, который потребовал представить ему текст пьесы. Тогда А.М. Белозерский обратился к Н.М. Карамзину с просьбой исправить в ней «все подозрительные места». В «очищенном», хотя и не в полной мере, виде «Олинька» была срочно напечатана с выходными данными «Село Ясное, 1796» (в действительности — Москва, типография А.Г. Решетникова). Так удалось избежать беды.

Последнее напечатанное сочинение Белосельского-Белозерского — философский диалог о боге («Premier dialogue entre Esper, jeune enfant de M. le prince Beloselsky, et le sage», 1804). Значительная часть литературного наследия князя (поэтические послания, стихотворения на случай, диалоги о музыке, рассуждение о живописи, максимы, наброски исторических и художественных произведений и др.) была опубликована А. Мазоном. Трагедия «Лжедимитрий» до нас не дошла; известна эпиграмма на нее Г.Р. Державина, датируемая 1794 годом. В бумагах Белосельского-Белозерского был найден список одного из трех переводов, предшествовавших первому изданию «Слова о полку Игореве».

В 1799 году император Павел I, пожаловавший А.М. Белозерскому командорский крест ордена Иоанна Иерусалимского, повелел ему, как старейшему в роду князей Белозерских, в память о предках именоваться князем Белосельским-Белозерским. Император даровал двойную фамилию по причине отсутствия наследников мужского рода в старшей линии Белосельских. Этот титул был подтвержден Александром I в марте 1823 года за его сыном, Эспером Александровичем, скончавшимся в 1846 году в чине генерал-майора. Александр Михайлович был первым, кто стал носить двойную фамилию.

Князь Александр Михайлович Белосельский-Белозерский был образованнейшим человеком своего времени. В 1800 году он был избран членом Петербургской академии наук, Российской Академии словесности, Академии художеств; был также членом Болонской академии, Академии словесности в Нанси и Кассельской академии древностей. В 1801 году, после восшествия на престол Александра I, он получил чин действительного тайного советника, а в 1808 году — одно из высших придворных званий (обер-шенк). В 1809 году избран почетным членом Академии наук и Академии художеств, был сенатором и камергером. Он славился умом и образованностью и был в дружеских отношениях почти со всеми писателями своего времени. Александр Михайлович прослыл меценатом и любителем искусства: его коллекция живописи считалась одной из лучших в Петербурге.

Первым браком А.М. Белозерский был женат на Варваре Яковлевне Татищевой (1764-1792). Овдовев, он женился второй раз. Вторая супруга князя Александра Михайловича, Анна Григорьевна, урожденная Козицкая (1767-1846), была статс-дамой. От двух браков у Александра Михайловича было семеро детей, самой известной из которых стала его дочь Зинаида, родившаяся в Дрездене и вышедшая замуж за князя Н.Г. Волконского. Зинаида Александровна Волконская (урожденная Белосельская-Белозерская) (1789-1862) открыла перечень блестящих образованных женщин своего времени. Она вошла в историю прежде всего как хозяйка литературно-музыкального салона, ставшего в середине 1820-х гг. культурным центром Москвы. Она обладала прекрасным голосом, сочиняла музыку, стихи и прозу на французском и русском языках, была дружна с А.С. Пушкиным, который посвятил ей стихотворение «Среди рассеянной Москвы» (1827).

В 1800 году А.М. Белосельский-Белозерский купил у купцов Мятлевых обычный дом на Фонтанке. В 1846 году по проекту архитектора А.И. Штакеншнейдера началась «великая перестройка» в модном тогда стиле русского барокко. К 1856 году дворец предстал во всей своей красе и радовал глаз не только праздной публики, но и проживавшего напротив императора Александра Третьего с семьей. Хотя то, что творилось за стенами «красного» дворца, обычно не разбиралось за завтраком у царя, а скорее становилось предметом обсуждения досужих болтунов и светских сплетников, черпавших вдохновение в грошовых питерских газетенках. Дело в том, что князь Александр Михайлович Белосельский-Белозерский отличался нравами отнюдь не пуританскими. Князь очень любил пописывать фривольные стишки, беря пример с обожаемого Баркова, которого даже переводил на французский, ставить соответственные пасторальные пьески, заканчивающиеся страшными разгулами, отзвуки которых обычно доходили не только до Аничковского, но и до Зимнего дворца, и содержал в прислугах девушек, больше всего походивших на балерин.

Князь А.М. Белосельский-Белозерский умер в Петербурге на Рождество, 26 декабря 1809 (7 января 1810) года. Вскоре на могиле князя на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры установили массивное надгробие, выполненное в виде архитектурно-скульптурной композиции из мрамора и гранита скульптором Ж. Камберленом и архитектором Ж.-Ф. Тома де Томоном. Эта грандиозная архитектурная декорация заполняет с внешней стороны, обращенной к некрополю, чуть ли не треть стены Лазаревской усыпальницы во всю ее высоту. Здесь изображены облаченные в хитоны вдова и четверо детей князя, в числе которых старшая дочь — поэтесса З.А. Волконская. Весьма театральная композиция, созвучная по настроению поэзии русского сентиментализма, целиком подчинена архитектурному решению. По существу, она является декоративной частью мемориального сооружения.

Надгробие входит в Перечень объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения, находящихся в г.Санкт-Петербурге (утв. постановлением Правительства РФ от 10 июля 2001 г. N 527)

«Полезность жизни не в долготе, а в употреблении. Славный князь Потемкин рано умер, а жил долго. Честному и добродетельному человеку смерть не должна быть страшна, ему нечего бояться встречи с Богом, его грехи всего лишь его слабости, а слабым он создан от природы. Поэтому человек, достойный сего имени, умирает всегда смирно, а злодей, — с большим рвением души».

А.М. Белосельский-Белозерский

На долю нашей землячки Анны Ивановны Долининой выпало многое. Было ей шесть лет, когда свершилась Октябрьская революция. А начавшаяся вскоре гражданская война не обошла стороной и семью Долининых. Был расстрелян белыми родной дядя Анны — Егор Филиппович Сажин. Через год, сражаясь в рядах красной армии, заболел тифом и умер отец. Но потом пришли другие времена.

Анне Долининой удалось закончить семилетку и Миасский педагогический техникум, стать учительницей. А в 1937 году она закончила знаменитый Ленинградский педагогический институт имени Герцена, получив специальность учителя русского языка и литературы.

Большие испытания выпали на долю Анны Ивановны и ее маленькой дочери Лили во время войны, когда волею обстоятельств она оказалась на территории, временно оккупированной фашистами. Только в июле сорок четвертого вдова погибшего офицера смогла вернуться на родину в Юрюзань.

Более двадцати лет преподавала Анна Ивановна Долинина русский язык и литературу в Юрюзанском вечерней школе рабочей молодежи. Ее учениками были рабочие и служащие механического завода. Они садились за школьные парты после напряженного трудового дня на заводе. И всех она учила любить и ценить родной язык и великую отечественную литературу. Многие из ее учеников становились потом начальниками цехов, мастерами; бригадирами передовых бригад. Было много и тех, кто получил после школы и института диплом учителя, врача, инженера.

Сейчас Анна Ивановна живет в семье дочери в Челябинске. С июля ей пошел уже восемьдесят восьмой год. Но она еще любит поработать на приусадебном участке, много читает и даже пишет стихи.

Леонид Сурин.

Авангард, 1999 г.

Наша библиотека пополнилась книгой Долининой Анны Ивановны «Мои года — моё богатство».

Улицей Дмитрия Тараканова названа одна из центральных магистралей Катав-Ивановска, и местным старожилам хорошо знакомо это имя.

В 1909 году, окончив школу, два друга — Дмитрий Тараканов и Александр Мельников — пошли на завод. Александр — в модельный цех, Дмитрий — в ученики слесаря. Но в Катав-Ивановске Дмитрий Тараканов не задержался, уехал в Колпино недалеко от Петербурга, где работал старший брат, и с его помощью устроился на завод. Там-то он и сошелся близко с революционно настроенными рабочими и в 1912 году вступил в Российскую социал-демократическую партию. По партийным поручениям жил в Екатеринбурге, Лысьве, Невьянске, Златоусте. Потом надолго обосновался в Москве и работал на заводе, где изготовляли телефоны и телеграфные аппараты. В апреле 1917 года был избран в состав Центрального правления Союза рабочих-металлистов Москвы, а в октябре направлен в Центральный Совет профсоюзов.

После Октябрьской революции Дмитрий Петрович вернулся на родину в Катав-Ивановск, работал и в Совете рабочих и солдатских депутатов, и в штабе Красной Гвардии. С приходом белых перешел на нелегальное положение. Скрывался в лесу вместе с другом юности Михаилом Соколовым. Но наступившие холода заставили искать приюта в родном поселке. Декабрьским вечером пробрался он тайком в родительский дом, но по доносу предателя более двух десятков белогвардейских солдат окружили дом Таракановых. Сам полковник Носарь руководил захватом большевика, которого так долго выслеживали. Вместе с ним были офицеры Каменский и Трущелев, уже приобретшие к тому времени мрачную известность среди катав-ивановцев. Все произошло настолько быстро, что старик-отец, который вышел во двор и первый столкнулся с белогвардейской засадой, даже предупредить сына не успел.

Под усиленным конвоем Дмитрия Петровича доставили в штаб. Допрашивали его Носарь, Каменский и Трущелев, и вначале допрос шел в вежливой, корректной форме. Белым важно было склонить такого человека, как Тараканов, на свою сторону.

— Ну, подумайте сами, что у вас общего с этим быдлом, с этим оголтелым рваньем, — вкрадчиво говорил Носарь.— Ведь вы же умный, интеллигентный человек, мы это хорошо знаем. Игра большевиков проиграна. Вам нужно все взвесить трезво и служить матушке России вместе с нами.

Но уговоры и обещания щедрого вознаграждения ни к чему не привели. Допрос прервался, и Тараканова отвели в камеру.

19 декабря в час ночи допрос возобновился. На этот раз не было уже ни корректности, ни вежливых и вкрадчивых уговоров. В ход пошли пытки. Особенно усердствовал в избиениях штабс-капитан Каменский. Стоявший на улице сторож слышал возбужденные голоса, шум, ругань и потом — крик Тараканова:

— Убивайте! Правду не убьешь!

Много лет спустя, Ирина Петровна Шарова, сестра Тараканова, вспоминала, как ходила она в колчаковскую милицию, пытаясь узнать о судьбе брата.

— Часов в семь утра, еще темно было, побежала я в милицию, — рассказывала она. — Но Дмитрия там не оказалось. Я — к штабу. Спрашиваю, где Митя?

— А мы его уже отправили, — отвечают мне.

— Да как же отправили? — говорю. — Ведь поезда-то еще не было.

— А его отправили на Вязовую, на лошадях, — последовал ответ. Так ничего нашей семье от белогвардейских властей добиться не удалось.

А в мае, когда стаял снег, на восточной окраине Катав-Ивановска, в русле Казанского ключа пастухи нашли труп. Эта жуткая весть с молниеносной быстротой распространилась по поселку. Петр Алексеевич и Прасковья Харитоновна Таракановы опознали в убитом сына.

Много лет спустя органам Комитета Государственной безопасности удалось разоблачить и обезвредить другого матерого врага Советской власти — Каменского.

На официальный запрос в Юрюзанский музей революционной, боевой и трудовой славы из Управления КГБ по Свердловской области ответили:

«Каменский Виктор Георгиевич, 1895 года рождения, в 1918-1919 годах служил в Белой Армии в чине штабс-капитана и, находясь в составе 2-го Уфимского железнодорожного батальона в Катав-Ивановске, принимал участие в карательной деятельности против коммунистов и лиц, сочувствующих Советской власти. В частности, принимал личное участие в аресте и расстреле коммуниста Тараканова Дмитрия Петровича.

В июле 1949 года Каменский был осужден на 25 лет исправительно-трудовых лагерей… Наказание отбыл».

Так были завершены многолетние краеведческие поиски о жизни и судьбе Дмитрия Петровича Тараканова, чье имя носит одна из центральных улиц Катав-Ивановска.

Улице Калиновке дали имя Ленина, Никольской — Карла-Маркса, Галицкой — Степана Разина, Городбищенская улица стала улицей Красноармейской, Никитинской улице присвоили имя погибшего в белогвардейских застенках Дмитрия Тараканова. Улица Застенная стала улицей Труда.