Известный русский писатель, философ и дипломат князь А.М. Белосельский-Белозерский родился в 1752 году в Петербурге. Происходил он из древнего княжеского рода, ведущего свое начало от Рюрика (XIX колено) и от правнука последнего князя Белозерского Юрия Васильевича — Гавриила Федоровича Белосельского, наименованного так по названию его волости Белое Село в Пошехонском уезде (начало XVI в.). Название рода происходит от Белозерского удельного княжества, располагавшегося на севере России, — именно там, по легенде о призвании первых русских князей, был один из древних стольных городов Руси, где княжил брат Рюрика Синеус. За более чем тысячелетнюю историю (если считать от Рюрика) семейство дало России военачальников, дипломатов, флотоводцев, писателей.

Его отец — Михаил Андреевич Белозерский (1702-1755), вице-адмирал, управлял адмиралтейств-коллегией с 1745 по 1749 год, имел от второго брака с графиней Натальей Григорьевной Чернышевой трех сыновей и трех дочерей. Александр был младшим из сыновей.

В 1759 году семилетний Александр был зачислен в конную гвардию, позднее переведен в Измайловский полк и дослужился до чина подпоручика. Белозерский получил прекрасное образование, вполне в духе просвещенной эпохи и «философского века». Получив хорошее домашнее воспитание, в 1768 году для усовершенствования в науках Александр Белозерский был отправлен за границу. Около года он провел в Лондоне при своем дяде — российском посланнике графе П.Г. Чернышеве (1712-1773). Тот девять лет служил послом России в Лондоне и даже был избран в Лондонское Королевское общество, правда, не за научные, а за дипломатические заслуги. Дочерью Чернышева, кстати, была Наталья Петровна Голицына (1741-1837), очаровательнейшая и умнейшая женщина своего времени, впоследствии занимавшая особое место в российском обществе, и ставшая прототипом для знаменитой пушкинской «Пиковой дамы».

Затем Александр несколько лет прожил в Берлине, где его образованием руководил Дьедонне Тьебо, французский литератор, юрист, член Прусской академии, секретарь Фридриха II. В одном из писем он советует молодому князю беречь свое слабое здоровье и состояние, так как он слишком горд и самолюбив, «чтобы быть рабом». В 1773 году Александр получил первое придворное звание (камер-юнкер). В 1775-1778 годах А.М. Белозерский много путешествовал, преимущественно по Франции и Италии, изучая литературу, музыку, живопись и собирая произведения изобразительного искусства (к концу жизни Белосельского-Белозерского его коллекция считалась одной из лучших в России). Там он увлекся искусством, прежде всего музыкой, ему не терпелось завязать знакомство с известными европейскими интеллектуалами.

Первым печатным сочинением А.М. Белозерского было его послание к Вольтеру (1775), состоявшее из трех стихотворных фрагментов, которые чередовались с короткими прозаическими вставками-разъяснениями; в первом и втором фрагментах прославлялся «великий Вольтер», в третьем излагалось философское и эстетическое кредо автора. Вольтер ответил довольно любезно. В ответном письме-послании он высоко оценил это произведение и, в частности, его превосходный французский язык. Завязывается переписка и с Руссо. Философ пишет молодому русскому дворянину: «Выраженные Вами, князь, чувства любви и уважения доставили мне большую радость. Благородные сердца перекликаются, испытывая друг к другу взаимное влечение. Перечитывая Ваше письмо, я говорил себе: немного людей внушают мне такие же ответные чувства». В эти годы завязывается его знакомство — личное или заочное — не только с Вольтером и Руссо, но и с Бомарше, Мармонтелем, Гретри; в дальнейшем в этот круг вошли Ш.-Ж. де Линь, Ж.-Ф. Лагарп, Ж. Делиль, Ж.-А. Бернарден де Сен-Пьер, Ф.-Ж. де Бернис, Ж.-А. Нежон, Ж.-Л. Жоффруа и другие известные литераторы и философы.

В это же время Белозерский начинает писать и сам. В 1778 году в Гааге появилась небольшая брошюра «De la musique en Italie» («О музыке в Италии»), изданием которой автор принял участие в споре глюкистов и пиччинистов на стороне последних. Большой известностью пользовались сочинения молодого князя, посвященные французской литературе.

Известность как поэту принесла ему изданная при содействии Мармонтеля (1784; 1789) книга «Poesies francaises d’un prince etranger» («Французские стихотворения одного иностранного князя»), которую составляли три послания-рассуждения. В «Epitre aux Francais» и «Epitre aux Anglais» сравниваются Франция и Англия с Россией, в их прошлом и настоящем. С сочувствием (хотя и не безоговорочным) отзываясь об успехах цивилизации в этих странах, Белозерский обращает внимание европейского читателя на достижения русской культуры. Среди упомянутых им отечественных писателей — М.В. Ломоносов, А.Я. Сумароков, Д.И. Фонвизин, М.М. Херасков, М.М. Щербатов, В.П. Петров, И.П. Елагин, А.В. Олсуфьев, А.П. Шувалов. В примечаниях к первому из посланий содержатся обширные сведения о русской истории. Здесь он дает экскурс в русскую историю, в частности довольно подробно говорит о дочери Ярослава (которого Вольтер назвал «неизвестным князем неведомой России») Анне, супруге Генриха I. Основной пафос «Epitre aux republicans de Saint-Marin» — в восхвалении патриархальных нравов Сан-Марино; однако в этой «тишине» Белозерский видит угрозу общественного и духовного застоя, к которому как просветитель относится с неприязнью.

К названным сочинениям примыкает второе «Послание к французам» (Epitre aux Francais. S. I., 1802). В нем получили отражение мысли А.М. Белозерского о русской действительности и современных событиях во Франции. О Екатерине II он отзывался неодобрительно; а вот отношения с Павлом I у князя сложились вполне нормальные. Он всячески защищал память Павла I, говорил об императоре: «Другие делали худое, он же — худо делал доброе». Александра I приветствовал. Не сочувствуя французской революции, он признавал величие некоторых ее деяний; в Наполеоне видел представителя нации, ее «душу, око и длань». Острота и злободневность послания сделали невозможным его появление во Франции.

Одно из писем Белозерского из Италии попало в руки Екатерине II. Проницательная императрица сразу распознала талантливого человека и решила привлечь его к государственной службе. Она пишет: «Вот письмо прекрасно написанное и еще лучше придуманное. Если не использовать услуг автора, то где же искать людей. Я приказала принести список свободных мест за границей и назначу его к одному из иностранных дворов». Так в возрасте 27 лет, началась его дипломатическая карьера. Первоначально, в 1779 году, Белозерский стал русским посланником в Дрездене. Он был назначен на этот пост вместо умершего сводного брата Андрея Белосельского и оставался в Дрездене до мая 1790 года, после чего был причислен к русскому посольству в Вене. До 1792 года он выполнял дипломатические миссии в Вене, а затем также в Сардинии. К числу своих задач молодой дипломат относил также пропаганду отечественной культуры. Так, например, во время своего пребывания в Турине, он заказывал и издавал гравированные портреты известных русских людей: Петра Великого, Ломоносова, Сумарокова, митрополита Платона, А.П. Хвостовой и др. В его дрезденском доме неоднократно музицировал Моцарт.

Сохранились тексты его писем вице-канцлеру графу Ивану Андреевичу Остерману. Почти все из них написаны по-русски, в соответствии с указом Екатерины II от 3 декабря 1787 года, предписывавшего всем «природным» российским представителям за границей писать донесения на ее имя и в Коллегию иностранных дел, а также использовать в переписке между собой только русский язык, «исключая только тот случай, где существо дела, предстоящего к их донесению, взыскивать будет точного сохранения слов, употребленных при трактовании оного». В Коллегию иностранных дел всегда привлекали людей знатных и неординарных. И это не случайно. Ведь они представляли Россию за ее пределами, поэтому должны были обладать не только профессиональными качествами, но и светскими талантами. Многие из них были известны не только на дипломатическом поприще, но и как мыслители, писатели и поэты. Княжеский род Белосельских-Белозерских занимал в российском обществе особое место. Даже среди аристократии он выделялся по знатности, богатству и образованности.

С апреля 1792 по март 1793 года А.М. Белозерский занимал пост посланника при сардинском дворе в Турине. По свидетельству Ф.В. Ростопчина, князь А.М. Белозерский был отозван из Турина за «слишком идиллический характер» донесений о революционных событиях во Франции; сам же Александр Михайлович впоследствии объяснял «немилость» тем, что «предвидел события», на которые императрица пыталась «закрыть глаза». Письма его рассказывают о событиях Французской революции и мерах, которые предпринимали европейские государства, в частности, Сардинское королевство, чтобы обезопасить себя от этого влияния. В письме из Турина от 9 (20) октября 1792 года Белозерский пишет, что король даже запретил открывать в этом году Туринский университет: «Ученики, которые теперь на вакациях, оказали тому год назад дух своевольства очень для настоящего времени опасный». Во «Всеподданнейшем донесении» Екатерине II он передает слова сардинского короля, который сожалеет, что Россия и Екатерина так далеко: «О ежели бы она царствовала ближе к нам, то я бы первый, с моими войсками пошел в ее следы, может быть, порядок во Франции восстановлен бы уже был, или по крайней мере все бы уже знали, как вести себя в сем подвиге». Российский дипломат пишет об устройстве гильотины, якобинском терроре, скорой гибели короля и королевы, ставших объектами насмешек и издевательства и размышляет о причинах, приведших к такому положению вещей. Он пишет из Турина 2 (13) июля 1792 года: «Якобинское скопище сильнее час от часу становится и издевается самым язвительным образом слабости Людовика XVI. …Надобно ожидать крайних изуверств против короля, а наипаче королевы». А.А. Верещагин с похвалой отзывался о дипломатических донесениях князя из Турина, содержавших объективный анализ революционных событий во Франции, что, впрочем, повлекло недовольство императрицы и послужило причиной отозвания его на родину. С воцарением Павла князь А.М. Белозерский был «назначен к присутствию» в Сенат, но 15 сентября 1797 года по прошению был уволен от всех государственных дел.

В 1790 году в Дрездене был издан философский трактат А.М. Белозерского «Dianyologie, ou Tableau philosophique de l’entendement» («Дианиология, или Философическая картина познания», «Дианиология» от греч. «дианойя» или «дианийя» — «ум», «размышление»), где им предложена классификация различных типов («сфер») проявления человеческого разума — от «инертности» до «гениальности». Это главное философское сочинение князя было написано по-французски. Французский был языком дворянской социальной и интеллектуальной коммуникации в России XVIII века. Для читателя или писателя-дворянина, получившего образование, соответствующее его социальному статусу, «иноязычного текста» не существовало. «Дворянин-философ» чувствовал себя «гражданином мира» и принадлежал равным образом и российской и европейской культуре. Соединяя в себе эти культуры, он занимал особое место в деле просвещения, обеспечивая культурное единство России и Запада. На страницах «Дианиологии» встречаются имена французских энциклопедистов Даламбера, Вольтера. Руссо, Монтескье, Кондильяка, под влиянием которых происходило формирование философских взглядов Белозерского.

Трактат «Дианиология» публиковался в свое время также на английском, немецком и итальянском языках. Прочитавший его Иммануил Кант писал автору в Россию: «Вашему сиятельству суждено было разработать то, над чем я трудился в течение ряда лет — метафизическое определение границ познавательных способностей человека, но только с другой, а именно, с антропологической стороны». Об этом труде отзывался Лагарп. «Вы острым скальпелем рассекаете бедный человечески разум, писал он. — У такого искусного анатома должна быть очень хорошо устроенная голова». В 1795 году предполагалось осуществить и русское издание этого этюда (под названием «Дианиология, или Умомер»); в сохранившемся предисловии к нему приведено адресованное А.М. Белозерскому письмо И. Канта, который находил сочинение «прекрасным». Работа уже была подготовлена к печати на русском языке, но издание не состоялось.

Несмотря на свою философскую значимость, работы А.М. Белозерского почти совсем не известны российским историкам идей и историкам философии. Одной из причин является то, что множество документов самого А.М. Белозерского, а также его любимой дочери Зинаиды Волконской находятся в архивах Соединенных Штатов, куда они были увезены их потомками. Так, в Бахметьевском Архиве находится любопытный диалог Белозерского о бессмертии души «Диалог на смерть и на живот», написанный им в Петербурге в 1794 году.

Два аристократа — «Барон А.» и «Князь В.» — беседуют о смерти. Они иронизируют по поводу традиционных о ней представлений, в особенности ее эмблематических изображениях. Собеседников занимает вопрос, как реально происходит расставание души с телом, и что чувствует в этот момент человек. Иными словами, что такое смертный час «последнее мерцание какого-нибудь предыдущего состояния», или же «жестокое зло», сопровождающееся невыносимой болью и бесконечными страданиями? Впрочем, собеседники быстро приходят к выводу, что время в контексте жизни смерти не имеет никакого значения: «…Как много ни живи, а не уменьшить того вечного времени, что осталось быть усопшим». Та же идея была высказана и Вольтером. Жители Сатурна и Юпитера, один из которых может прожить в сотни раз больше другого, обсуждают вопрос о кратковременности жизни, и приходят к выводу: когда наступает время отдать тело стихиям, жили ли вы вечность, или один день, это не имеет уже никакого значения.

Дипломат и поэт Белосельский-Белозерский писал главным образом по-французски. Единственным появившимся в печати его произведением на русском языке была двухактная пьеса — комическая опера «Олинька, или Первоначальная любовь», написанная в сотрудничестве с Державиным. По свидетельству П.А. Вяземского, пьеса была «приправлена пряностями самого соблазнительного свойства», что вызвало скандал во время представления на «домашнем и крепостном театре» А.А. Столыпина в Москве. Слухи донеслись до Павла I, который потребовал представить ему текст пьесы. Тогда А.М. Белозерский обратился к Н.М. Карамзину с просьбой исправить в ней «все подозрительные места». В «очищенном», хотя и не в полной мере, виде «Олинька» была срочно напечатана с выходными данными «Село Ясное, 1796» (в действительности — Москва, типография А.Г. Решетникова). Так удалось избежать беды.

Последнее напечатанное сочинение Белосельского-Белозерского — философский диалог о боге («Premier dialogue entre Esper, jeune enfant de M. le prince Beloselsky, et le sage», 1804). Значительная часть литературного наследия князя (поэтические послания, стихотворения на случай, диалоги о музыке, рассуждение о живописи, максимы, наброски исторических и художественных произведений и др.) была опубликована А. Мазоном. Трагедия «Лжедимитрий» до нас не дошла; известна эпиграмма на нее Г.Р. Державина, датируемая 1794 годом. В бумагах Белосельского-Белозерского был найден список одного из трех переводов, предшествовавших первому изданию «Слова о полку Игореве».

В 1799 году император Павел I, пожаловавший А.М. Белозерскому командорский крест ордена Иоанна Иерусалимского, повелел ему, как старейшему в роду князей Белозерских, в память о предках именоваться князем Белосельским-Белозерским. Император даровал двойную фамилию по причине отсутствия наследников мужского рода в старшей линии Белосельских. Этот титул был подтвержден Александром I в марте 1823 года за его сыном, Эспером Александровичем, скончавшимся в 1846 году в чине генерал-майора. Александр Михайлович был первым, кто стал носить двойную фамилию.

Князь Александр Михайлович Белосельский-Белозерский был образованнейшим человеком своего времени. В 1800 году он был избран членом Петербургской академии наук, Российской Академии словесности, Академии художеств; был также членом Болонской академии, Академии словесности в Нанси и Кассельской академии древностей. В 1801 году, после восшествия на престол Александра I, он получил чин действительного тайного советника, а в 1808 году — одно из высших придворных званий (обер-шенк). В 1809 году избран почетным членом Академии наук и Академии художеств, был сенатором и камергером. Он славился умом и образованностью и был в дружеских отношениях почти со всеми писателями своего времени. Александр Михайлович прослыл меценатом и любителем искусства: его коллекция живописи считалась одной из лучших в Петербурге.

Первым браком А.М. Белозерский был женат на Варваре Яковлевне Татищевой (1764-1792). Овдовев, он женился второй раз. Вторая супруга князя Александра Михайловича, Анна Григорьевна, урожденная Козицкая (1767-1846), была статс-дамой. От двух браков у Александра Михайловича было семеро детей, самой известной из которых стала его дочь Зинаида, родившаяся в Дрездене и вышедшая замуж за князя Н.Г. Волконского. Зинаида Александровна Волконская (урожденная Белосельская-Белозерская) (1789-1862) открыла перечень блестящих образованных женщин своего времени. Она вошла в историю прежде всего как хозяйка литературно-музыкального салона, ставшего в середине 1820-х гг. культурным центром Москвы. Она обладала прекрасным голосом, сочиняла музыку, стихи и прозу на французском и русском языках, была дружна с А.С. Пушкиным, который посвятил ей стихотворение «Среди рассеянной Москвы» (1827).

В 1800 году А.М. Белосельский-Белозерский купил у купцов Мятлевых обычный дом на Фонтанке. В 1846 году по проекту архитектора А.И. Штакеншнейдера началась «великая перестройка» в модном тогда стиле русского барокко. К 1856 году дворец предстал во всей своей красе и радовал глаз не только праздной публики, но и проживавшего напротив императора Александра Третьего с семьей. Хотя то, что творилось за стенами «красного» дворца, обычно не разбиралось за завтраком у царя, а скорее становилось предметом обсуждения досужих болтунов и светских сплетников, черпавших вдохновение в грошовых питерских газетенках. Дело в том, что князь Александр Михайлович Белосельский-Белозерский отличался нравами отнюдь не пуританскими. Князь очень любил пописывать фривольные стишки, беря пример с обожаемого Баркова, которого даже переводил на французский, ставить соответственные пасторальные пьески, заканчивающиеся страшными разгулами, отзвуки которых обычно доходили не только до Аничковского, но и до Зимнего дворца, и содержал в прислугах девушек, больше всего походивших на балерин.

Князь А.М. Белосельский-Белозерский умер в Петербурге на Рождество, 26 декабря 1809 (7 января 1810) года. Вскоре на могиле князя на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры установили массивное надгробие, выполненное в виде архитектурно-скульптурной композиции из мрамора и гранита скульптором Ж. Камберленом и архитектором Ж.-Ф. Тома де Томоном. Эта грандиозная архитектурная декорация заполняет с внешней стороны, обращенной к некрополю, чуть ли не треть стены Лазаревской усыпальницы во всю ее высоту. Здесь изображены облаченные в хитоны вдова и четверо детей князя, в числе которых старшая дочь — поэтесса З.А. Волконская. Весьма театральная композиция, созвучная по настроению поэзии русского сентиментализма, целиком подчинена архитектурному решению. По существу, она является декоративной частью мемориального сооружения.

Надгробие входит в Перечень объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения, находящихся в г.Санкт-Петербурге (утв. постановлением Правительства РФ от 10 июля 2001 г. N 527)

«Полезность жизни не в долготе, а в употреблении. Славный князь Потемкин рано умер, а жил долго. Честному и добродетельному человеку смерть не должна быть страшна, ему нечего бояться встречи с Богом, его грехи всего лишь его слабости, а слабым он создан от природы. Поэтому человек, достойный сего имени, умирает всегда смирно, а злодей, — с большим рвением души».

А.М. Белосельский-Белозерский