Герой Труда

Первые герои труда — кто они?

27 декабря 1938 года Президиум Верховного Совета СССР принял Указ об установлении высшей степени отличия — звания Героя Социалистического Труда. В связи с этим Указом было прекращено присвоение звания Героя Труда, которое действовало с двадцатых годов.

…27 июля 1927 года Центральный Исполнительный Комитет и Совет Народных Комиссаров СССР приняли специальное постановление «О Героях Труда», которое устанавливало, что это высокое звание присваивается лицам, имеющим особые заслуги в области производства, научной деятельности, государственной или общественной службы и проработавшим не менее 35 лет. Стаж этот мог быть снижен лишь в исключительных случаях.

Одним из первых на Южном Урале почетного звания Героя Труда был удостоен потомственной слесарь и кузнец Катав-Ивановского литейно-металлургического завода Иван Леонтьевич Салов. Его Грамота за номером 402 была подписана 17 июля 1932 года в Кремле Председателем Всероссийского Центрального Исполнительного . Комитета Михаилом Ивановичем Калининым.

В Златоустовском филиале Челябинского областного государственного архива хранятся документы архивного фонда Южно-Уральского райкома металлистов. В этом фонде в списке Героев Труда, датированном 16 января 1932 года, по Катав-Ивановскому металлургическому заводу значатся плотник Землянсков Тимофей Филиппович и слесарь. Зубрицкий Александр Варламович. Вот что удалось выяснить об одном из этих Героев Труда.

Тимофей Филиппович Землянсков родился 22 января 1864 года и был коренным жителем Катав- Ивановска. Здесь, еще во времена крепостного права, жили и работали на заводе его деды и прадеды.

Никита Землянсков был взят с завода на военную службу и двадцать пять лет провел в солдатчине. Отслужив цареву службу, два года добирался до родного Катав-Ивановска. Шел больше летом, в зимнее время нанимался в работники за кусок хлеба и лапти.

Его сын, Филипп Никитич, на заводе стал гнуть спину с десятилетнего возраста. Мальчиком, во времена крепостного права, получал за свой каторжный труд три копейки в день и был порот за провинность розгами. Это были дед и отец Тимофея Землянскова. Он тоже с малолетства приучался к тяжелой заводской работе.

Вместе с отцом Тимофей Филиппович в молодости возил на лошадях рельсы на строительство железной дороги. Потом на протяжении многих лет работал в мартеновском цехе. Подвозил дрова, которыми отапливалась мартеновская печь, выполнял плотницкие работы.

Женился Тимофей Филиппович на местной уроженке Александре Горбуновой. Было у них одиннадцать детей; двое умерли младенцами, а четыре мальчика и пять девочек, став взрослыми, изменили окончание своей фамилии на «ий».

В гражданскую войну погиб ушедший добровольцем в Красную Армию старший их сын Николай. В застенках колчаковской контрразведки был замучен второй сын — Василий, одни из первых комсомольцев поселка, член исполкома Союза рабочей молодежи. Третий сын — Александр — пришел с гражданской с георгиевским крестом, и медалью, воевал потом в Красной Армии, умер в госпитале от тифа. Гражданская война унесла и четвертого сына Михаила.

Дочери — Ольга, Мария, Елизавета, Анастасия и Александра — прожили всю жизнь на родине отца.

Сам Тимофей Филиппович после памятного митинга у заводской проходной, на котором ему была вручена грамота и премия — костюм защитного цвета, несказанно обрадовавший в то тяжелое время всю семью,— еще много лет ударно трудился плотником на литейно-механическом заводе. Умер он в январе 1954 года на девяностом году жизни.

Что касается другого Героя Труда, который упоминается в документах Златоустовского архива, то о нем пока известно очень немногое. Александр Варламович Зубрицкий работал на Катав-Ивановском заводе, дожил до семидесяти лет и имел рабочий стаж 52 года.

Неизвестна судьба и других первых Героев Труда.

Леонид СУРИН

По материалам журнала «Уральский следопыт», № 8, 1982 г.

Врач концлагеря «Уманьская яма»

«Уважаемые товарищи,— писала в уральский город Юрюзань Мария Михайловна Мельниченко, бывшая связная и разведчица партизанского отряда.— Я обращаюсь ко всем, кто знал майора медицинской службы Акшенцева. Он был среди тех, кто активно боролся с фашистами в тяжелейших условиях концлагеря…»

На письмо разведчицы ответил сам Владимир Иванович Акшенцев, рентгенолог медсанчасти Юрюзанского механического завода. «Уважаемая Мария Михайловна! Ничего героического в Великой Отечественной войне я не совершал. Делал свое обычное дело…»

Вскоре в Юрюзань из украинского города Умани почта доставила новое письмо. «Уважаемый Владимир Иванович! Вы не можете себе представить, как я рада, что Вы живы и откликнулись,— писала Мельниченко.— О Вас мне рассказал один из тех, кому Вы помогли вернуться к жизни.

Этот товарищ тоже из 507-го корпусного артполка. Он был тяжело ранен, в «Яме» начал слепнуть, ему грозил паралич. Поэтому он считает счастьем, что встретил Вас, комиссара Давнего и заместителя командира полка Самарина. Он рассказал, что Вы, как могли, в тех тяжелейших условиях лечили раненых, а Давний и Самарин, переодетые, числились при Вас санитарами. Однажды комиссар сказал ему, что в лагере есть организация, связанная с местным подпольем, и что через подпольщиков его обязательно вынесут из «Ямы».

И действительно, когда немцы пошли кормить овчарок и завтракать, к оставшемуся на вышке часовому подошли три девушки, «заговорили» его, отвлекли внимание. А в это время к проволоке, незаметные, подошли еще двое. Вы с «санитарами» пододвинули раненого под первый ряд проволоки, а девушки вытащили его из-под второго ряда, перенесли в село. Там раненого выходили. Поправившись, лейтенант добрался до Белоруссии, стал командиром партизанского отряда, а после войны учительствовал.

Вот такие, дорогой Владимир Иванович, Ваши «крестники». Вы не просто исполняли долг врача…»

А потом в дом Акшенцевых пришло письмо из Минска. Написал его Владимир Васильевич Кадышев, ныне персональный пенсионер. Он-то и был тем самым лейтенантом-артиллеристом, которого лечил в гитлеровском концлагере «Уманьская яма», а затем помог выбраться на волю военврач третьего ранга Акшенцев.

И это письмо не единственное. Писали Владимиру Ивановичу спасенные им Арон Абрамович Спарбер из Одессы, Степан Иванович Казанцев из Челябинска… Его Акшенцев спас и выходил в фашистском конц-лагере «12-А» в Лимбурге, когда Казанцев больной и истощенный был на грани отчаяния и уже потерял всякую надежду выжить.

После войны он работал в Челябинске сталеваром. Умер в прошлом году.

Леонид СУРИН, краевед. г. Юрюзань

По материалам журнала «Уральский следопыт», № 6, 1991 г.

Как ныне сбирается вещий Олег

Я до сих пор храню свои школьные тетради. Им перевалило уже за полвека. Смотрю на них как на архивные документы. Да они и впрямь документы эпохи, которую мы называем сталинской. У некоторых тетрадей уцелела только нижняя половина обложки, причем сразу видно, что верхняя не оторвана, а аккуратно срезана ножницами…

Летом тридцать седьмого года мы с мамой и сестрой гостили у дяди в Березниках. Николай Иванович, брат мамы, работал там начальником почты. Его жена Надежда Сергеевна была учительницей.

В конце лета на семейном совете было решено, что я останусь пожить у дяди Коли и здесь пойду учиться в шестой класс. Так я стал учеником средней школы, носящей имя великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. Её так и звали в городе — пушкинской.

Помню, учительница литературы Антонина Федоровна задала на дом выучить наизусть стихотворение Пушкина «Песнь о вещем Олеге». Я был дома один. Расхаживая из угла в угол, с наслаждением повторял вслух:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам…

Стихи запомнились сами собой. К тому же не надо было заглядывать в учебник: они были напечатаны на обложке школьной тетради вместе с репродукцией известной картины художника Васнецова. В 1937 году страна отметила столетие со дня гибели Пушкина.

Мелькали день за днем. Уже приближался новый 1938 год, и вдруг взрослая непонятная жизнь, которая до этого только краем задевала сознание, властно ворвалась в нашу школу и в наш класс.

Один за другим вдруг начали исчезать учителя. Вместо исчезнувшего в класс входил другой учитель, урок которого был совсем не по расписанию.

А на переменах по школьным коридорам шепотом расползалась очередная новость: «Враг народа … Арестован… »

Однажды, возвратившись вечером из школы, я застал дядю и тётю за странным занятием. Они сидели в кухне в окружении вороха альбомов и старинных открыток. В печке горел огонь, а тетя вытаскивала из альбома открытки и кидала их в топку. Лицо у нее при этом было скорбным и расстроенным.

— Тетя Надя! — в отчаянии завопил я, увидев, как огонь пожирает сказочные богатства. Это были репродукции картин Репина, Айвазовского, Сурикова и других русских художников, а также красочные виды городов Российской Империи. И вот теперь все это безжалостно летело в огонь!

— Зачем? Зачем вы это делаете? — повторял я.

— Иди помоги, — вместо ответа устало сказала тетя Надя. — Видишь, их сколько. Дореволюционные откладывай и давай мне. Ты знаешь, что будет, если у нас сделают обыск и найдут вот это, это и это?! — И тетя ткнула пальцем в почтовые марки, на которых были напечатаны все самодержцы, начиная с Петра I и кончая последним царём Николаем II.

А потом настал еще более странный и непонятный день. Учительница литературы Антонина Федоровна вошла в класс и сказала:

— Достаньте ваши тетради.

Мы повиновались.

— Теперь слушайте меня внимательно. У кого на обложках рисунки к произведениям Пушкина, их нужно немедленно срезать. Аккуратно, ножницами. Надписи, фамилию и имя оставьте.

Класс зашевелился, приглушенно загудел.

— Не спрашивайте… Так нужно.

Голос учительницы был строгий, но мне показалось, что глаза ее смотрели на нас с затаенной грустью.

Антонина Федоровна вынула из портфеля ножницы и с металлическим стуком положила их на переднюю парту.

В перемену загадка странного приказа разъяснилась. Оказывается, некто пришел в Березниковский отдел НКВД и как дважды два четыре доказал, что пушкинские рисунки на школьных тетрадях — это оголтелая контрреволюционная вылазка классового врага, потому что каждый рисунок содержит в себе зашифрованную и незаметную с виду антисоветскую пропаганду. Об этом нам поведал старшеклассник Васька Субботин.

— Да где тут может быть пропаганда? — усомнились мы, разглядывая знакомый рисунок

— Эх вы, тери! Это, по-вашему, что?

— Что, что! Меч в ножнах.

— Ах, меч? — это какая, по-вашему, буква? «Д»… А дальше что? «О»? А это? Видите, с загогулинкой в левую сторону. Это же «Л»! А в целом получается «ДОЛОЙ».

Васька повернул тетрадку боком и поднёс к моим глазам ту часть рисунка, где был изображен плащ князя Олега.

— Вот тут в узорах скрывается буква «В», тут — «К», это — «П», а здесь вот, махонькая… это — «б». Получается,— Васька оглянулся и перешел на шепот, — «Долой ВКП (б)».

В рисунке «У Лукоморья дуб зеленый», оказывается, был зашифрован лозунг «Долой РККА!». А на репродукции с картины Крамского «долой Ворошилова!».

Я, правда, никак не мог этот последний лозунг расшифровать. «Долой» еще как-то складывалось, а «Ворошилов» — никак, хоть убей. Но раз взрослые говорят…

— Слушайте,— сказал вдруг кто-то из ребят. — А зачем им это?

— Кому это «ИМ»? – встрепенулся Васька.

— Ну, этим… врагам народа? Ведь это же ребус какой-то. Его разгадать надо!.

— Эх ты! — рассердился Васька. — Не понимаешь, что ли? Они делают это, чтобы нам насолить. В открытую боятся, паразиты. Знают, что народ против них. Вот и гадят втихую.

Всю перемену мы стригли наши тетради. Теперь за давностью лет могу покаяться, что совершил тогда контрреволюционный проступок: вырезал рисунки только в тех тетрадях, которые ходили в классе, другие оставил. Резать рука не поднялась.

О том, что могли сделать с художниками, готовившими иллюстрации к пушкинской дате, с рабочими, которые печатали в типографиях эти обложки, я тогда просто не думал. Они и сейчас у меня, эти тетради, хотя с тех пор миновало уже более половины века…

Леонид СУРИН, краевед. г. Юрюзань

Рис. Дмитрия Лебедихина.

По материалам журнала «Уральский следопыт», № 5, 1990 г.

Дорогами подвигов

Поезд, петляя между гор, приближался к станции Вязовая. Красив Южный Урал! Мимо окон в ущелистом русле стремительно несется река. Каменистые кручи причудливо свисают над водой, и кругом – поросшие лесом горы, горы, горы…

Вот у самой насыпи скромный обелиск с пятиконечной звездой… Раньше его не было.

— Это нашенские, юрюзанские ребятишки поставили, — объясняет сидящим рядом пожилая женщина. – В восемнадцатом году здесь красноармейцев расстреляли. Разыскали ребятишки это место…

И столько было в ее словах теплоты и какой-то душевной гордости за этих ребятишек…

Вот и школа. В этом году она юбиляр, ей пятьдесят лет Ровесница Октября. Полвека – целая история… И каждый ученик причастен к этой истории. Уже четвертый десяток ребята пишут ее, собирают материал о родном крае.

В 1933 году приехал в Юрюзань Владислав Антонович Козловский, новый директор и преподаватель физики в старших классах. А вскоре приобрел он известность не только как учитель, но и умелый воспитатель.

Владислав Антонович считает, что трудные и многодневные походы делают ребят смелыми, волевыми, расширяют кругозор, воспитывает любовь к Родине. Так родилась традиция – начинать каждое лето с похода. Гора Яман-тау, хребет Зигальга, Серпиевская пещера, реки Юрюзань, Уфа, Белая, канал имени Москвы прошли следопыты тридцатых и сороковых годов с этим неугомонным человеком. Как благодарны были тогдашние мальчишки и девчонки за эти путешествия Владиславу Антоновичу. Ведь это им пришлось пережить суровые годы войны. Письма бывших туристов с фронта.

«…благодарим Вас за то, что помогли подготовиться к условиям фронтовой жизни».

«Тяжесть наших походов делает легче фронтовую жизнь. Спасибо, Владислав Антонович!»

Сейчас Владислав Антонович Козловский на пенсии, живет в Гродно. Но у него достойная смена: Л.И. Раскатова, А.Н. Пигалова, А.Р. Куклов, Л.Н. Сурин. Уходят одни ребята, приходят другие, но, как и прежде, каждое лето начинается с похода. Много интересного приносят следопыты для своего школьного музея. Недаром его называют филиалом народного музея. Вот письма Н.К. Крупской к юрюзанским школьникам… Надежда Константиновна давала ребятам практические советы. Было трудно с бумагой – прислала посылку с тетрадями. При содействии Н.К. Крупской началось строительство нового школьного здания. С 1932 года школа стала носить ее имя.

Фотографии, походные дневники, документы, письма. Да, эти ребята не играют в задания! Они заняты серьезным и нужным делом. Сами они рассказывают…

…Несколько лет назад преподаватель Леонид Николаевич Сурин узнал о том, что в районе станции Вязовая были расстреляны белочехами два красноармейца. Собрать сведения о погибших поручили следопытам 8-а и 10-б классов. Долгими и кропотливыми были поиски. Наконец нить привела нас в Усть-Катав к персональному пенсионеру, члену КПСС с 1917 года Георгию Ивановичу Кондрину. В годы гражданской войны он командовал отрядом усть-катавских красногвардейцев. Оказалось, что те двое, расстрелянные интервентами, были из его отряда. Один – Ференц Кольман, по национальности венгр, другой – Йозеф Блажек – чех. Отыскался и свидетель – Павел Осипович Маршалец.

Пасмурным октябрьским днем мы вместе с Павлом Осиповичем поехали на станцию Вязовая. Не сразу приняла станция пассажирский поезд. Он остановился у семафора. Это было кстати. Вышли из вагона, сделали по насыпи несколько шагов. Павел Осипович внимательно осмотрелся.

— Вот здесь, — тихо сказал он, — их могила. Место очень памятное. Семафор и там (он махнул в сторону реки) была дамба для защиты от паводка…

А потом Павел Осипович рассказал нам.

…Австро-венгерские пленные Йозеф Блажек и Ференц Кольман, попав на Урал, поняли смысл революционных событий в России и записались в Усть-Катаве в красногвардейский отряд Г.И. Кондрина. Их направили в распоряжение Елены Алексеевны Правдиной, выполняющей обязанности врача. Кольман и Блажек работали санитарами. Кольман, кроме того, был в отряде еще кассиром. Раз в неделю, обыкновенно по субботам, он исправно и аккуратно раздавал бойцам их красногвардейское жалованье.

6 июля 1918 года белые начали наступление на Усть-Катавский завод. Среди красногвардейцев, оборонявших завод, были Блажек и Кольман. Но бывшие солдаты, среди которых белогвардейские лазутчики уже давно вели пропаганду, прекратили огонь и подняли белый флаг. Защитники Усть-Катава разрозненными группами уходили из поселка в окрестные леса.

Йозеф Блажек и Ференц Кольман пошли на узловую станцию Вязовую. Она была занята белочехами. Рискуя жизнью, Блажек и Кольман хотели склонить на сторону Советской власти обманутых чешских солдат. Но неподалеку от Вязовского семафора их схватил белочешский патруль. А через несколько дней в партизанском отряде узнали, что их товарищей по оружию расстреляли. Вот как это было.

…В начале июля 1918 года на Вязовую прибыли эшелоны белочехов. Павел Осипович Маршалец тогда работа ремонтным рабочим. В тот день проводили подъем пути около выходного семафора. Вдруг, смотрят: белочехи конвоируют к станции двух красногвардейцев. Интервенты были в шинелях, пленные – в коротких бушлатах, на фуражках красные ленты. Офицер бросил лопату пленным и приказал копать яму.

А утро было солнечное, тихое… В то время, как один копал, товарищ его стоял рядом, смотрел на лес, на горы, на реку, как будто хотел запомнить все это.

…Трижды прогремел над рекой, над лесом залп. Убийцы забросали яму землей, так, что даже холмика не осталось.

Когда мы узнали все обстоятельства гибели Йозефа Блажекаа и Ференца Кольмана, когда нашли место их гибели , то сразу решили: «Поставим памятник, чтобы о друзьях нашей страны знал каждый».

От имени школы это комсомольское поручение получил 10-а класс. Ребята обратились за помощью к своим шефам, рабочим цеха промышленных цепей Юрюзанского механического завода. И вот утром 2 ноября следопыты Саша Савенков, Петя Чехонин, Саша Морозов, Слава Яковлев и Петя Черданцев пришли в цех. Погрузили памятник в машину и выехали на дорогу, ведущую к Вязовой.

5 ноября 1965 года состоялось торжественное открытие памятника. На металле надпись: «Летом 1918 года здесь были расстреляны интервентами борцы за власть Советов Блажек и Кольман. Вечная слава героям!»

Через несколько месяцев к нам в школу пришло письмо:

«Дорогие товарищи!

Меня очень тронуло ваше письмо, статья в газете и фотоснимки. Ваши поиски, сооружение памятника, увековечение памяти погибших героев – все это свидетельствует о том, насколько сильна и неразрывна дружба между нашими народами, насколько глубоки чувства интернационализма, которые нас связывают и которые на протяжении нашей общей борьбы уже получили столько ярких доказательств.

Венгерский народ благодарен за то благоговение, с которым советский народ хранит память о его сыновьях, погибших на далекой русской земле за торжество общего дела социализма.

У нас на венгерской земле люди также с заботой и любовью ухаживают за могилами советских героев, отдавших жизнь за свободу и счастье венгерского народа.

Примите нашу глубокую благодарность за ваш замечательный интернациональный поступок. Желаю вам всем всего наилучшего, больших успеов и счастья!

С товарищеским приветом,
Янош КАДАР –
первый секретарь ЦК
Венгерской соц. партии».

И еще одно письмо:

«Уважаемые товарищи!

Посольство Чехословацкой Социалистической Республики в Москве от имени Президента Республики А. Новотного благодарит Вас за письмо и фотографии, которые его очень порадовали, т.к. являются доказательством того, что Ваша школа и население Вашего города свято чтут память погибших бойцов. Пусть это послужит воспитанию молодого поколения в духе дружбы между нашими народами.

Желаем Вам многих успехов в Вашем труде, желаем много счастья в Вашей жизни».

Сейчас мы готовимся к новому большому походу, посвященному пятидесятилетию Октября.

Следопыты Юрюзани.

По материалам журнала «Уральский следопыт», № 8, 1967 г.