В Государственном Эрмитаже Санкт-Петербурга нельзя не обратить внимания на военную галерею 1812 года. Среди множества генеральских портретов этой галереи можно увидеть и портрет генерал-адъютанта Ивана Онуфриевича Сухозанета. На генерале — парадный мундир с эполетами и орденами. Резкий поворот головы, взгляд, упрямый волевой подбородок — все обличает в нем человека смелого и решительного. И это было действительно так на самом деле.
По происхождению из дворян Витебской губернии Иван Сухозанет участвовал во всех войнах, которые Россия вела с Наполеоном. В октябре 1813 года в «битве народов» под Лейпцигом он успел развернуть батарею в сто орудий и артиллерийским огнем отразил атаку французской конницы. За сражение под Бауценом был произведен в генерал-майоры. В турецкую войну 1828-1829 годов был начальником штаба войск, осаждавших Браилов. В польскую кампанию 1831 года командовал артиллерией и в сражении под Вавром лишился правой ноги, оторванной ядром. С тех пор всю оставшуюся жизнь он ходил на деревяшке. О высоком общественном статусе Сухозанета свидетельствует и тот факт, что его родной брат Николай Онуфриевич Сухозанет был одно время военным министром Российской империи.
Близкие родственные отношения связывали Ивана Онуфриевича с князьями Белосельскими-Белозерскими. Княгине Анне Григорьевне он приходился зятем. Одна из двух ее дочерей — Екатерина Александровна была выдана за Сухозанета, когда его военная карьера была в самом зените, в приданное от матери Екатерина Александровна получила Юрюзань-Ивановский и Минский заводы, управление которыми почти сразу же перешло в руки Сухозанета. Но не чуждыми были для него и Катав-Ивановский с Усть-Катавским заводы.
О том, что княгиня Белосельская-Белозерская всецело доверяла зятю, говорит тот факт, что именно ему она поручила разобраться с лихоимством местной «знати» на своих заводах во время первой поездки Сухозанета на Урал. Явившись на Катав-Ивановский завод, Сухозанет твердой военной рукой стал наводить порядок. И прежде всего от его твердой и беспощадной воли пострадали те из крепостных, кто занимал в заводской иерархии командное положение. Мастер Ларион Овчинников, конторщик Федор Мингалев, караульщик Дмитрий Емельянов, плотинный мастер Никита Кораблев и многие другие. …Все они отведали розог и батогов за упущения в работе, нерадивость и злоупотребления. Но это было только началом.
Человек отменной храбрости, патриот своего Отечества, который не раз готов был отдать за Родину и царя свою жизнь, Иван Онуфриевич Сухозанет был в то же время убежденным крепостником и соединял в своем характере самые положительные качества с самыми отвратительными и «прославился» на всю Россию не только военными подвигами, но и своей свирепой, не знавшей границ жестокостью в обращении с крестьянами Юрюзань-Ивановского завода, который получил в приданое от Белосельских после женитьбы на княжне Екатерине Александровне.
Уже после потери ноги в сражении под Вавром он почти каждое лето приезжал в Юрюзань из Петербурга через Уфу, о чем сообщалось в официальных «Оренбургских губернских ведомостях». С приездом Сухозанета и без того несладкая жизнь юрюзанских крестьян превращалась в сущий ад. Почти ежедневно на заводской плотине устраивались массовые порки. Секли розгами за малейшую провинность, и наказания эти были столь жестокими, что память о них сохранилась у юрюзанцев на долгие годы.
Автору этих строк еще удалось застать людей, родившихся при крепостном праве. От пенсионера Василия Петровича Жилова довелось услышать рассказ об одном из таких истязаний. Дед Жилова был приставлен к сараю, в который складывали привезенный из деревень уголь для доменных печей и молотов. Сарай сгорел, и по распоряжению Сухозанета подростку Жилову дали семьсот ударов розгами и замертво, без сознания унесли с плотины.
Стремясь с детства воспитать своих крестьян в духе рабской покорности и слепого повиновения, Сухозанет составил в 1837 году так называемые «Нравственные юрюзанские записки» — единственный в своем роде «Кодекс», состоявший из двадцати параграфов. С малых лет в местном училище «Нравственные записки» вдалбливались в головы детей, которые должны были заучивать их наизусть. Первые десять параграфов гласили:
«Страх Божий есть начало премудрости».
«Почитай и люби своих родителей и своих начальников».
«Страшись праздности, она есть мать всех пороков».
«Ничто не возвратит потерянного времени».
«Трудолюбие всегда награждается достатком и весельем».
«При работе и за делом будь усерден, а в отдыхе не проводи времени более как нужно».
«Учение лучше богатства».
«Бережливость лучше прибытка».
«Воздержанием отвратишь от себя болезни, а от прихотей потеряешь здоровье и достаток».
«Кто нужды не видел, тот и счастья не ценит».
«Кто малым не доволен, тот большого не достоин», и т. д.
Иван Онуфриевич Сухозанет был, без сомнения, умным человеком и не зря при составлении «Нравственных юрюзанских записок» использовал то, что принято называть народной мудростью, фольклором. Под многими из его «параграфов » с готовностью подписались бы и наши современники.
«Почитай льстеца за главного своего неприятеля» — гласил один из параграфов, и с этим афоризмом нельзя не согласиться. Однако, общая направленность «Нравственных записок» Сухозанета и их цель, полагаю, ясны без особых комментариев.
* * *Жизнь и судьба крестьян целиком зависели от произвола Сухозанета. Так, решив женить одного из своих крепостных — низкорослого и тщедушного Королева — генерал «для улучшения породы» приказал подобрать Королеву в невесты самую высокую девушку, какая только отыщется на заводе или в окрестных деревнях. Такая высокая девушка, раза в полтора выше Королева отыскалась в деревне Тюбеляс. И несмотря на ее слезные мольбы, свадьба состоялась. Генерал был непреклонен, а ослушаться его — значило лечь под розги.
В 1857 году глубокой осенью, когда задули пронзительные северные ветры, на заводе по распоряжению Сухозанета начались работы по переустройству плотины. Генерал приказал работать не только в будние дни, но и в праздники. На тяжелые земляные работы должны были являться все без исключения, даже женщины и матери с грудными младенцами. Две беременные женщины после таких работ скончались в родовых муках.
Нормы выработки в заводских цехах были установлены такие, что самые квалифицированные и здоровые мастеровые не могли их выполнить. В конце концов, сам Сухозонет вынужден был отменить это свое нововведение. Однако, и тогда почти ни один мастеровой, работая все семь дней недели, не в состоянии был выполнить назначенную норму. У того же, кто этой нормы не выполнил, следовал вычет из получаемой платы. И случалось, что мастер вместо платы за месячную работу, оставался еще «должником» заводской конторы.
Назревало в народе недовольство. Верный слуга Сухозанета главный приказчик Федот Абаимов чувствовал себя как на пороховой бочке, готовой вот-вот взорваться. Своему тестю Петру Помыкалову, который служил у Сухозанета старшим конторщиком в Петербурге, Абаимов писал в мае 1858 года: «Любезный тятенька Петр Гурьянович. Записочки ваши я получаю своевременно и исправно. Покорнейше благодарю вас за это. Благодаря Господа Бога караван железный проводил благополучно, лесной караван и дровяной окончились также благополучно… Теперь прошу вас, любезный батюшка, приложить всевозможные попечения: чтобы его высокопревосходительство освободил меня от этого греховного места. Я отслужил два года. В нонешнее время очень стало трудно управляться. Может быть, есть охотники, а я от забот пропадаю. Мужичье, дураки не понимают ничего, и как до сих пор живут на цепи, то и желают сорваться, как обыкновенно срываются цепные собаки… А как уже из зла ко мне были зажиги (т. е. поджоги — Л. Сурин), то я боюсь, как бы вместо подкладки огня под угольные сараи не подложили огня в людей, которых необузданность опаснее всего… Вот причина, по которой я боюсь этой обязанности как огня и почту себе наградою, если генерал освободит меня».
Любопытна реакция генерала Сухозанета на это письмо из Юрюзани, которое верный конторщик счел за благо лучше показать своему благодетелю. Сухозанет не просто читал письмо. Он тут же снабдил его пространными комментариями, по которым можно судить о том, как был взбешен Сухозанет.
«Ах ты безалаберный мужичишка, хвастун, пустомеля, — писал Иван Онуфриевич. Не ты, а я тружусь, как на цепи привязанный, и всегда рад, всегда с удовольствием хочу служить примером трудов и усердия, с седою головою, не тебе чета молокососу… Ты живешь помещиком и смеешь говорить «отслужил, слава тебе господи!»… Не мужичье-дураки на цепи, а вы, грамотеи-мошенники, пьяные и ленивые. Вам тошно, что вас, хотя не на цепи, однако же на шнурке понемногу притягивают к ответственности и работе, вам тошно, что удерживают от разврата и не дают вам воровать, как в старину бывало. Не мужики, а вы желаете сорваться и на воле беситься».
Но Федот Абаимов, главный приказчик Юрюзань-Ивановского завода беспокоился не зря. 20 августа 1859 года восемьдесят крестьян, не выдержав каторжных порядков, самовольно разбежались с рудников и от дровосушилок и отправились в селения Троицкого и Уфимского уездов. Сухозанет обратился к властям с просьбой принять меры против беспорядков. Его бесчеловечное обращение с крестьянами получило широкую огласку и вызвало резкий протест передовых людей того времени. Знаменитый русский писатель и публицист Александр Иванович Герцен в журнале «Колокол», который издавал в Лондоне, опубликовал острую разоблачительную статью, в которой клеймил Сухозанета позором. Боязнь восстания крестьян заставила предпринять меры и представителей власти. Министр финансов А. М. Княжевич вынужден был направить Сухозанету официальное письмо, в котором просил его несколько улучшить положение крестьян, чтобы предотвратить волнения. Действительный статский советник Барановский ходатайствовал перед оренбургским и самарским генерал-губернатором об устранении Сухозанета от управления Юрюзань-Ивановским заводом.
Однако, главный начальник горных заводов Уральского хребта Фелькнер с этим не согласился. Оправдывая и защищая Сухозанета, он написал министру финансов, что предлагаемая Барановским мера «была бы несправедлива и несообразна с духом наших законов, предписывающих, чтобы ко всяким принудительным против заводовладельцев мерам прибегать с крайней осмотрительностью и осторожностью» (выделено мной — Л.Сурин). Высокопоставленный царский чиновник взял под свою защиту генерала-крепостника. Но время таких, как генерал-адъютант Сухозанет уже безвозвратно уходило.
Манифестом императора Александра Второго 19 февраля 1861 года крепостное право в России было отменено. Накануне опубликования этого манифеста в Петербурге опасались волнений. Вечером 18 февраля в Зимний Дворец явились семь высокопоставленных дворян, самые упрямые противники освобождения крестьян от крепостной зависимости. Среди них был и Сухозанет. Семь знатных особ заявили, что будут охранять царя и его семейство, но Герцен, получивший эту информацию, опубликовал ее под заголовком «День страха».
Впрочем, Сухозанету недолго оставалось тревожиться и за жизнь государя, и за свою собственную жизнь. Отмена крепостного права так подействовала на него, что в том же 1861 году он умер от нервного удара семидесяти шести лет от роду. Почти полтора века миновало с тех пор, но родник, из которого брали воду для Сухозанета, до сих пор называют в Юрюзани «Генеральским».
Л. Сурин.Возле гор и рек Уральских
Двести пятьдесят лет – большой срок даже с точки зрения истории, не говоря уже об отдельном человеке. Двести пятьдесят лет – это два с половиной века. Это четвёртая часть тысячелетия. Именно столько исполняется городу Катав – Ивановску и Катав – Ивановскому району.
