Абражанов Александр Алексеевич (1867, Ржев, Тверской губернии — 17.05.1931, Днепропетровск, Украинская ССР) ученый-хирург, деятель земской медицины на Южном Урале, доктор медицины (1901), профессор (1922). Член КПСС. По окончании в 1891 г. медицинского факультета Варшавского университета работал в Мариинской больнице в Петербурге. В 1893 г. за участие в марксистских кружках и революционную пропаганду среди рабочих был арестован и выслан под надзор полиции в Юрюзанский завод Златоустовского уезда Уфимской губернии на Урал. В примитивных условиях небольшой больницы при железоделательном заводе в Юрюзани проводил сложнейшие операции на легких, устранял дефекты черепных костей. Оборудовав лабораторию, проводил опыты на животных по пересадке органов. Главный врач уездной земской больницы в Златоусте, вел научные исследования в области костной хирургии.

В 1900 г. защитил в военно-медицинской академии Петербурга докторскую диссертацию «Пересадка и пломбировка костей». Выступал с докладами на Всероссийских Пироговских съездах врачей, на заседаниях Уральского медицинского общества (Екатеринбург). Председатель Уфимского губернского научно-медицинского общества. С 1895 публиковал статьи в петербуржском «Журнале акушерства и женских болезней», сопровождая их подзаголовком «Из юрюзанской заводской больницы». С 1902 г. приват-доцент Киевского университета. В 1905 — 1922 гг. заведовал хирургическим отделением губернской земской больницы в Полтаве; с 1913 г. — в Харькове; с 1922 г. и до конца жизни был профессором кафедры факультетской хирургии Екатеринославского (ныне Днепропетровск) университета, где впоследствии создал крупную хирургическую школу. Именем Абражанова названа улица в Юрюзани. Упоминается в книге Л. Н. Сурина «Возле гор и рек Уральских» очерк «Быт и нравы». Вот, что писал о знаменитом профессоре Л. Н. Сурин:

«Мой дед Федор Афанасьевич Сурин был потомком крепостных крестьян, купленных заводчиками у помещиков и насильно переселённых в уральские края. Берега реки Суры, притока Волги, были их родиной. Отсюда и фамилия. Из поколения в поколение работали на огненной заводской работе, не утратив при этом и своего крестьянского быта. Держали лошадей и коров, косили траву и заготавливали сено, рубили в куренях дрова, сажали огороды, сеяли рожь, пшеницу и овес.

Был Федор Сурин подручным у пудлинговых печей. Когда вели железную дорогу, возил на своей лошади камень на это строительство. В буфете на станции Вязовой и углядел молоденькую девушку-подавальщицу Елену Варганову и упросил отца посвататься.

Шестнадцать лет было моей бабушке, когда вошла она в чужую суровую семью, где доброе ласковое слово было такой же редкостью, как луч солнца в дождливый ненастный день

До вязовского буфета совсем девчонкой в поисках куска хлеба уехала бабушка в Уфу, нянчила чужих детей, была прислугой в богатых домах, теперь сердитый свекор, придирчиво следивший за каждым шагом молоденькой невестки, вместе со свекровью и мужем при каждом промахе обрушивали на нее свой гнев. А угодить им было трудно, поскольку даже щи молодуха варила «не так», а «по-господски».

— У-у-у, сацка барыня! — Привыкла с господами-то жить — сердился старик. И одними словами дело не ограничивалось, в ход шли кулаки. А избить до полусмерти жену или невестку за преступление не считалось. Так было положено. Так жили все, и жаловаться было некому. И только одно обстоятельство отличало молодых Суриных от других семей на их улице в юрюзанской Сосновке. У всех — многодетные семьи, детишек — пруд пруди, мал, мала меньше. У Елены с Федором детей не было, и это еще больше усугубляло и без того нелегкое житье молодой женщины. И дома перед иконой, и в церкви, куда регулярно ходили все, особенно по большим праздникам, клала бесчисленные поклоны молодуха, молила:

-Господи, помоги! Господи, пошли мне ребеночка. Может, Федя тогда не станет кулаками… Матерь пресвятая Богородица, помоги.

Возносились к небу горячие молитвы и оставались без ответа. Год за годом прошли после замужества долгих и трудных семь лет. Детей не было.

Спасение для совсем отчаявшейся женщины пришло неожиданно. И яви лось оно в лице молодого врача, который приехал в уральскую глухомань не по своей воле. Был сослан за революционную пропаганду.

Можно себе представить, каких трудов стоило неграмотной стыдливой женщине заставить себя пойти к врачу. Но о нем уже шла слава по всей Юрюзани как о лекаре-кудеснике. И операция понадобилась совсем несложная, потом наступило долгожданное. В мае 1900 года у Елены Михайловны Суриной родился мальчик, которого в честь Николая Чудотворца назвали Николаем. Это был мой отец. А потом в семье Суриных дети пошли как грибы после дождя: Петр, Ольга, Георгий, Агриппина, Анна, Екатерина, Александр… Все они дожили до зрелых лет. Еще одна дочь—Саня—утонула двенадцатилетней, когда пошла зимой за водой. Упала в прорубь. Всего же бабушка моя рожала четырнадцать раз, но другие дети умерли в младенчестве.

Когда семья садилась обедать, тесно было за столом. Хлебали все щи из одной чашки, подставляя под ложку кусок хлеба, чтобы не пролить ни капли на стол. Хлебали по строго заведенной очереди. И не дай Бог, если эта очередность нарушалась или кто-то схватил кусок мяса раньше, чем был дан сигнал. Тятенька Федор Афанасьевич карал «нарушителя» немедленно. И удар ложкой по лбу был такой силы, что вспухала шишка. Но виновный и пикнуть не смел, зная, что в этом случае кара будет куда более болезненной и суровой.

И одежда, и белье были собственного домотканого изготовления, так же как и лапти. Сапоги одевались только по праздникам, да и то не всеми. Таков был семейный уклад жизни типичной уральской семьи, где в труде и нужде жили от рождения до самой смерти.

Деда своего Федора Афанасьевича Сурина я никогда не видел, да и не мог видеть. Он умер не старым еще до моего появления на свет. Полез на повети (так называли сеновал), чтобы дать скотине сена и упал так неудачно, что сломал позвоночник. А фотографии его не то чтобы не сохранилось, ее просто не было. Бабушку же свою я в детстве фотографировал много раз. Из глубины детских лет всплывает незабываемая картина: в горнице чисто и светло. Три окна смотрят на улицу, еще одно выходит во двор. Вдоль стен — лавки, заменяющие стулья. В переднем углу — стол. Над ним — божница с иконами и лампадка. Справа от входной двери — большая русская печь, на которой так уютно было лежать зимними вечерами и слушать бабушкины рассказы о ее жизни. У левой стены — ткацкий станок, а за ним — бабушка быстрыми проворными движениями ткет половик. Ткать умели и все ее дочери. Это умение, как и многое другое, у всех Суриных с детства. Бабушка неграмотна. Ни читать, ни писать не умеет. Но рассказчица она замечательная, и слушать ее — одно удовольствие. А во дворе, в хлеву, сарае, на погребе я нахожу среди старого хлама многое из того, что наглядно подтверждает и дополняет бабушкины рассказы. И я с малых лет уже знаю, что высокий металлический штырь, раздвоенный наверху и с колесообразным обручем внизу — это «светец». Сюда вставляли лучину и зажигали ее длинными осенними и зимними вечерами. А чтобы обгорелый конец лучины не падал на пол, под «светец» ставили таз с водой. При таком свете и пряли, и ткали, и плели лапти, и делали многое другое во всех юрюзанских, катав-ивановских и усть-катавских семьях. Керосиновые лампы появились позже и сначала конечно, у богатых. А вот этот похожий на широкое шило предмет с ручкой— кочедык. Был незаменим, когда плели из лыка лапти. Деревянные колодки — для этой же цели. Ржавый австрийский штык — это уже свидетель гражданской войны… Много чего интересного и любопытного находил я мальчишкой в бабушкином доме.

И еще одно дополнение к рассказам о минувшем нашел я неожиданно уже в зрелом возрасте, когда работал в читальном зале Всесоюзной библиотеки СССР имени В. И. Ленина в Москве. В тот день я выписал для работы большую кипу старинных книг и журналов. Покончив с отчетами Уфимской губернии и сделав необходимые выписки, принялся листать медицинские журналы. И вдруг как будто яркий луч света ударил по глазам.

В «Журнале акушерства и женских болезней» за 1895 год я увидел статью. Но не сама статья так поразила мое внимание, а то, что было напечатано под ее заголовком. А там, в скобках значилось «Из Юрюзанской заводской больницы». С лихорадочной поспешностью я перелистал несколько страниц, заглянул в конец статьи и увидел подпись: «Д-р А. АБРАЖАНОВ».

И сразу понял, что это и есть тот самый «Бражанов», за которого всю жизнь молилась моя бабушка и десятки других женщин Юрюзани. Да и не только женщин и не только Юрюзани, но и соседских заводов. Так состоялось мое «знакомство» с человеком, которому отец мой (а, следовательно, я сам) были обязаны своим появлением на свет.

Теперь я знаю о докторе Абражанове все. Я читал его статьи в научных журналах, а их было много, переписывался с его учениками. В «Энциклопедии Челябинской области» об этом замечательном человеке сказано так:

«АБРАЖАНОВ Александр Алексеевич. Выдающийся хирург, доктор медицинских наук, профессор. Родился в 1867 году в Ржеве Тверской губернии. С 1891 года после окончания Варшавского университета работал хирургом в Мариинской больнице Санкт-Петербурга. В1893 году за революционную пропаганду среди рабочих арестован и выслан под надзор полиции в Юрюзанский завод».

Мне много доводилось слышать рассказов об этом чудесном докторе от старожилов Юрюзани. В его распоряжении была крохотная заводская больничка на десять коек. Но Абражанов никогда не отказывал не только юрюзанцам, но и больным из соседних заводов и деревень, он был единственным специалистом на всю огромную округу горнозаводского Южного Урала. Шесть лет проработал Абражанов в Юрюзани, потом по просьбе земских властей переехал в Златоуст. На огромном фактическом материале, собранном в Юрюзанской заводской и Златоустовской земской больницах он написал и успешно защитил в Петербурге в императорской военно-медицинской академии диссертацию «Пересадка и пломбировка костей», получил ученую степень доктора медицинских наук.

Умер он 17 апреля 1931 года профессором Днепропетровского медицинского института. На кафедре факультетской хирургии Александр Алексеевич проработал почти десять лет. Умер как солдат на боевом посту возле операционного стола, делая нефрэктомию — удаление почки. Операция уже шла к концу, и вдруг профессор пошатнулся и рухнул на пол прямо в операционной. Не выдержало сердце.

Все на свете взаимосвязано. Именем Абражанова названа одна из улиц Юрюзани. Но разве кто-нибудь из моих земляков, проезжая по этой улице, думает о том, что она носит имя человека, который всю свою жизнь боролся за здоровье людей?

***

Деятельность Абражанова была лучом света для многих южноуральцев. Но уже упоминалось о том, что работал он в крохотной больничке на десять коек. Лабораторию же свою он вынужден был оборудовать в обыкновенной крестьянской бане».

А. А. Абражанов опубликовал более 60 научных работ по хирургии, в том числе по пластической хирургии (лечение заячьей губы, разных видов брюшных грыж, закрытие свищей грудной и брюшной полостей), нейрохирургии, костной хирургии, онкологии, хирургическому лечению туберкулеза, акушерству и гинекологии. Он впервые предложил использовать мышечный лоскут на ножке для закрытия свищей различных органов, в частности бронхиальных и плевральных (1900); является автором метода чрезмыщелковой ампутации бедра (1898) и удлинения нижней конечности за счет стопы (1909).

Некоторые труды Абражанова:

Из Юрюзанской заводской больницы: фото 1, фото 2, из Златоустовской земской больницы: фото 1, фото 2, Москва: фото 1

Источники:
1. Большая медицинская энциклопедия. Том 1/Главный редактор академик Б. В. Петровский; издательство «Советская энциклопедия»; Москва, 1974.- 576 с.
2. По материалам В. Чебаненко
3. Л. Н. Сурин «Возле гор и рек Уральских»