Эта улица невелика. Она протянулась по западной части Катав-Ивановска, около центрального кладбища, и носит имя Семена Волкова. Хотя, ее можно назвать и именем всей династии Волковых, потому что эта семья оставила большой след в истории города, в его жизни.

Далеко от главных жизненных путей стоит Катавский завод. Отзвуки грозных событий в центральной России, развернувшихся в начале 20 века, кажется, не доходят сюда, к рабочему люду. Но это только на первый взгляд.

Нет, не зря, видимо, тайно прятали смелые люди под подпольным квартирам «крамольную» литературу, с опаской, полушепотом читали при свете керосиновой лампы, наглухо закрыв деревянные ставни. Большевистское слово настойчиво доходило и сюда, в этот медвежий угол Уфимской губернии, будоражило сознание рабочих.

В числе тех, кто нес это большевистское слово в массы и был слесарь завода Семен Волков. Как и его товарищи, он тайно ходил на сходки, где шли горячие споры о том, как сделать жизнь рабочего человека лучше. Коренастый, широкоплечий, он походил на русского богатыря. За прямоту, честность и трудолюбие рабочие уважали его.

В 1917 году при первом большевистском Совете он исполнял обязанности комиссара продовольственного комитета. Иногда под пулями приходилось доставать продовольствие для молодой советской республики. Были и перекосы, иногда отбирали и последнее, но так требовали закон того времени.

Летом 1918 года Катав-Ивановск заняли белогвардейцы. Многие красноармейцы ушли в леса партизанить, но те, кто занимался эвакуацией документов и людей, сами не успели скрыться и не без помощи предателей были схвачены.

В числе арестованных оказался и Семен Волков. Его допрашивали, пытали, потом отправили в тюрьму Златоуста, но родственникам удалось выхлопотать ему свободу. Друзья советовали: «Беги, Семен, в леса, пережди!». «Как тут побежишь? Порешат они всю мою семью, всех шестерых», — отвечал большевик.

Недолго Семен Волков пробыл на воле, вскоре его вновь схватили и отправили в печально известный Александровский централ в Иркутск. Там и был расстрелян революционер-большевик Семен Волков.

Четыре сына осталось у него, и все они были достойны отца, защищали Отечество, восстанавливали его.

Павел был старшим братом. С 15 лет он уже работал на Катавском заводе. Здесь молодежь читала запрещенные политические брошюры, думали о светлом будущем. Вместе с братом Николаем Павел ушел на заработки в Златоуст, оттуда они вернулись совсем другими. Парни четко знали, что нужно делать, чтобы жизнь рабочего люда стала лучше.

Первый Совет рабочих в Катав-Ивановске. Павел стал в нем комиссаром финансов. Довелось ему участвовать в подавлении мясогутовского кулацкого мятежа. Он был предан партии полностью. В 1942 году он умер от туберкулеза, который заработал еще в белогвардейских застенках в 1919 году.

Второй сын Семена Волкова — Николай — связал свою судьбу с Катав-Ивановском заводом. Он — мастер «огненного» дела.

…Идет первая пятилетка. Катав-Ивановский завод. Жаркими всполохами полыхал мартен. Рабочие, обслуживающие это огненное чудо, бойко старались, хлопотали на тесной железной площадке. Завалка мартена подходила к концу.

— Ну, вот и все, насытилась родимая, — вытирая рукавом пот со лба, весело сказал подручный сталевара Николай Волков.

Завод стал родным Николаю. Здесь он начинал свою трудовую жизнь. Во время Гражданской войны был мобилизован в белую армию, но вместе с другими солдатами с оружием в руках перешел на сторону красных, в легендарную армию Блюхера.

Отгремела война, и вновь вернулся на завод Николай Волков. Когда потребовалась выбрать своего представителя в Уральский областной совет депутатов, то катавивановцы единодушно послали его. Николай Семенович добросовестно выполнял все наказы земляков, но тянуло его к мартену. Попросился назад, так до пенсии и работал на заводе.

Третий сын Семена Волкова — Петр — достиг больших высот. А начинал, как и братья, на цементно-металлургическом заводе, где вступил в ряды комсомольцев. По поручению ВЛКСМ поехал в село Минку, чтобы создать там комсомольскую организацию. В 1927 Петр уже на Вязовой. И не знал тогда парень, что навсегда связал он свою судьбу с транспортом. Горячие субботники, борьба со снежными заносами, а вечером — куча комсомольских дел. Потом была учеба в институте, с 1941 по 1949 он уже секретарь Свердловского горкома партии по транспорту и связи. А в 1951 назначен на руководящую работу в аппарата министерства путей сообщения. Вот так целеустремленный паренек, отец которого погиб, строя новую жизнь, стал ответственным за транспорт всей страны. За работу Петра Волкова наградили орденом Ленина и Трудового Красного Знамени, двумя орденами «Знак почета» и другими.

Четвертый сын Волковых — Иван — родился в 1905 году. Ему довелось воевать на фронтах Великой Отечественной. Он был не из робкого десятка. Однажды ему доверили прикрывать наступление советских солдат при захвате одной из важных господствующих высот. Он и его земляк Степан Огурцов ожесточенно стреляли. И успех был на нашей стороне. А через три дня Ивана Волкова ранили. Он получил полугодовую отсрочку, но рвался на фронт. В один из летних дней 1943 года в Катав-Ивановск пришла похоронка, что гвардии красноармеец Волков был убит.

Также на полях Великой Отечественной войны сложил свою голову сын Николая, внук Семена Волкова, которого тоже звали Николаем. Он был обыкновенным мальчишкой. С интересом слушал рассказы взрослых о жарких боях гражданской войны.

— Эх, как жаль, что сейчас не гражданская война, — думал он. — Был бы и я добрым бойцом, как дед или папка.

И вот наступил грозный 1941 год. Ушел на фронт отец Николай Семенович. Парнишка устроился работать на приборостроительный завод, но часто наведывался в военкомат и просился на войну. В 1942 году он уже воевал. 23 августа 1943 года мама получила от Николая последнее письмо, а через шесть дней лейтенант Волков на подступах к деревне Успех на Смоленщине пал смертью храбрых.

О семье Волковых в 1961 году в газете «Авангард» был цикл очерков, которые написал Федор Копыркин. Он встречался тогда еще с живыми свидетелями тех событий, участниками которых стали Волковы. Все мужчины этого рода были людьми цельными, твердыми и ответственными, такими, наверное, как и основатель семьи — Семен Кузьмич Волков, в честь которого и названа улица Катав-Ивановска.

По материалам  газеты “Авангард”

 

Хоть Катав-Ивановск и небольшой, есть у него свои интересные места и улицы со своими загадками. Такова, например, улица Азина, которая находится в красивейшем месте. Находясь на ней, чувствуешь окружающие просторы, видишь внизу горы и пруд. Улица Азина находится на Веселовке. Если не знать ее расположения, то можно проехать и не заметить поворота на нее, который прячется за угловым домом.

Переименовали улицу в 1963 году, с тех пор она и имеет название в честь человека совсем не с катавской, а с латышской, фамилией. Немногие уже помнят эту улицу еще под другим названием.

— С рождения живу на этой улице, — вспоминает Нина Морозова. — Место здесь было раньше пустое, на скалах не строили. А называлась раньше улица Забойной, потому что камень здесь добывали. Сейчас уже об этом мало кто помнит, старожилов мало осталось.

И правда, улица совсем не большая, но широкая — пополам ее делит гора, левая сторона уходит вниз, а правая — вверх. Две половинки, как пересекшиеся прямые, может быть, это и символично, ведь улица увековечила фамилии двух героев, жизни которых пересеклись в тяжелых боях Гражданской войны.

Александр Салов

Александр Салов в 16 лет принял участие в героических походах партизанской армии Блюхера по тылам белогвардейцев — от Белорецка до Кунгура. Затем он встал в ряды бойцов 28-й стрелковой дивизии, которой командовал герой Гражданской войны Вольдемар Азин. Вместе Азин и Салов освобождали Ижевск от белогвардейцев, за что начдив Азин был удостоен ордена Красного Знамени, а его адъютанту Салову вручили именную шашку. Но в 1920 году Вольдемар Азин попал в плен и погиб, в память о командире Салов взял двойную фамилию — Салов-Азин, а потом стал просто Азиным.

Азин Владимир Мартинович (Михайлович) (наст. Вольдемар Мартинович Азиньш) (26.9.1895 — 18.2.1920), в свое время считался одним из самых легендарных героев Гражданской войны, начдив Красной Армии. Бывший офицер царской армии.

По национальности латыш. Родился в деревне Марьяново Полоцкого уезда Витебской губернии в семье сельского портного.

Окончил церковно-приходскую школу.

В 1910-1911 гг. учился в Полоцком городском реальном училище, затем в 1915 г. работал в отделении Всероссийского земского союза Красного Креста.

В 1915 или в конце 1916 г. его призвали в армию, где он служил в инженерно-строительном батальоне.

В 1916 году за проявленное мужество и героизм был награжден Георгиевским крестом.

Из воспоминаний маршала Чуйкова: «волевой и находчивый командир, он мог повести за собой людей, как говорится, в огонь и воду».

Октябрьскую революцию встретил восторженно.

В начале 1918 года командовал Латышским коммунистическим отрядом, затем в Вятке занимался формированием из местных боевых дружин и отрядов красногвардейцев отдельного стрелкового батальона РККА.

С 1918 г. — он в Красной Армии, член большевистской партии.

В сентябре 1918 г. под его командованием Правая Арская группа войск 2-й армии участвовала во взятии Казани (первая крупная победа советских войск на Восточном фронте) . За эту победу весь личный состав группы постановлением ЦИК и Совнаркома за подписями В. И. Ленина и Я. М. Свердлова был удостоен наград. Успешно командуя 2-й Сводной дивизией, в 1918г. руководил взятием Сарапула, Ижевска, Воткинска, Агрыза.

Азин В. М. возглавил Арскую группу войск Красной Армии, которая мощным ударом выбила белых из Арска.

В битве за Казань Азин на вороном коне, в кожаной тужурке с широким красным шарфом через плечо, размахивая сверкающей в руке шашкой, лично возглавлял решающую атаку бойцов батальона имени III Интернационала и кавалеристов своей дивизии.

С семью тысячами пехоты и семистами кавалеристами за два дня взял Ижевск с 25-тысячным гарнизоном. Операция по взятию Ижевска стала классикой полководческого искусства. За участие во взятии г. Ижевска награжден орденом Красного Знамени. Ему было тогда только 25 лет.

Командовал 28-й стрелковой дивизией, героически сражавшейся против войск Колчака, а с сентября 1919г. — против войск Деникина.

Отличался исключительной храбростью.

Позднее, во главе 28-й Железной дивизии, сражавшейся на Дону с белоказаками, Владимир Азин во время рекогносцировки местности попал в засаду и был взят в плен в районе ст. Целина на реке Маныч .

В плену, якобы, склоняли комдива перейти на сторону Белой армии, обещая даже чин генерала и пост заместителя командующего армией, но тщетно.

Погиб 18 февраля 1920 года.  Время, место и обстоятельства гибели В. М. Азина достоверно не установлены. По официальной версии — начдив Азин подвергся пыткам, был казнен.

Именем Азина названа одна из улиц Казани, Набережных Челнов, Ижевска.

Но судьба Азина из Катав-Ивановска сложилась не менее трагично, чем его однофамильца. В марте 1938 года Азин-Салов был взят органами НКВД. В протоколе по его делу значится: «Немецкий шпион-диверсант. Завербован в 1935 году. Собирал и передавал сведения шпионского характера о строительстве Ашинского химкомбината, его оборудовании и оборонном значении. Проводил диверсионно-вредительскую деятельность». На Азина «повесили» вывод из строя пресса, срыв выпуска продукции, неудачное переоборудование станков, а также подготовку поджога Ашинского химстроя. В октябре 1938 года Александр Азин был расстрелян. Азин-Салов был убит вместе с другими большевиками, которые устанавливали советскую власть. Реабилитирован Азин-Салов был в 1958 из-за отсутствия состава преступления. И не один он был так бесправно расстрелян, а затем объявлен невиновным.

Есть много и других нераскрытых загадок жизни Азина-Салова, например то, что в разных источниках у него разное происхождение: в анкете арестованного значится, что он сын торговца, а в других источниках его отец — Иван Салов — считается прямым потомком крепостных крестьян-первопоселенцев. Говорится, что его отец с 12 лет работал на Катав-Ивановском заводе, а в годы первой пятилетки был одним из первых, кого удостоили звания Героя труда. В этой же анкете написано, что Азин одинок, хотя в 1922 году он женился на сестре братьев Пухляковых, которая как раз в 1938 году окончила медицинский институт. А в будущем, через много лет после гибели мужа, она станет профессором. И династию ученых-Азиных продлит сын и внук Салова-Азина.

Многое мы так никогда и не узнаем, какие-то документы были уничтожены, а воспоминания людей канули в лету. Но название улицы в честь Азина будет всегда напоминать катавивановцам о земляке.

По материалам газеты “Авангард”и открытых источников сети Интернет. В статье использованы материалы краеведческого музея Катав-Ивановска и книги Леонида Сурина «Возле гор и рек Уральских».

Своими знаниями об истории образования микрорайона Шанхай в Катав Ивановске поделилась Гридневская В.

Бабушка моя Матрена Кузнецова (Тормина) 1896 года рождения так рассказывала: «Шанхай начал строиться во время строительства железной дороги. Рабочие сначала строили землянки, жить где-то надо. Строили на современной улице Международной. Приехал из Верхне-Уральска Федул Тормин. Осмотрелся. Леса — сколько хочешь, сила есть. Позвал братьев из Александровки, выкупил делянку леса у устроителей железной дороги, срубил дом и поставил на улице Международной дом окнами на железную дорогу, а надворные постройки и ворота — «в улицу». Дом — на два жилья. В одной половине стал жить сам, а во второй жили приезжие китайцы с длинными косами. Они торговали сахаром (головами) и чаем».

Станция Запрудовка в 1960 году. За паровозом — здание диспетчерской, вдали — паровозное депо.

Дом этот и сейчас стоит на улице Междугородной. Когда улица только строилась, названия у нее не было. А когда стали строить дома от этого дома и до железнодорожного переезда, стали звать этот уголок Шанхаем из-за торговцев-китайцев, а улицу назвали Международной, когда на ней поселились жители разных национальностей. Первыми поселенцами были русские, китайцы, мордва, башкиры, татары.

Поселок рос вместе с железной дорогой: одной — на Златоуст, другой, узкоколейкой, — на Белорецк. Строились здания управления железными дорогами, на БЖД построили двухэтажное здание вокзала, которое служило до 1967 года, до закрытия Белорецкой железной дороги. Жителей прибывало. Стали строить дома на второй улице, и так ее и назвали — Вторая Международная. На первой улице у моста через выемку построили клуб, где демонстрировали фильмы, читали лекции, проводили танцы под гармошку. Построили магазин и склады. Магазин жив и сейчас — в народе прозванный белым. Рос поселок, появлялись новые улицы: Железнодорожная, Советская, Международная (самая длинная), Кирова, Комсомольская, Южноуральская. В таком порядке их зарегистрировали в 1960—1962 годах, так и называют сейчас. В годы Великой Отечественной войны железные дороги были значимой артерией.

По 24 поезда формировалось в сутки на БЖД и отправлялось в Белорецк.

Везли уголь, железную руду, нефть, бензин, мазут. Из Белорецка — прокат металла, черепицу, изделия из листового железа. Станция Запрудовка была загружена. Но, несмотря на всю значимость станции, население Шанхая, трудолюбивые, степенные, добрые люди, у коренных катав-ивановских жителей слыли бедняками и иногда обидно называли шанхайских жителей «босяками».

Время шло, жизнь менялась. В 70—80-е годы дома стали строить большие, светлые, лачужки уходили в небытие. «Красная больница» славилась в районе. Заведовал ею хирург «Божьей милостью», фронтовик, замечательный человек и незаменимый человек Федор Караваев. Многим людям он спас жизнь и память о нем жива в сердцах жителей Шанхая, Катава, и улица в Запрудовке носит его имя.

Я родилась и жила почти всю сознательную жизнь на улице Кирова. Всегда мы жили дружно, уважительно относились друг к другу, помогали в работе, в горе и радости были вместе. Я благодарна тому, что в моей жизни были жители Шанхая, моей улицы. Чуткие, для которых беда и горе не были чужими. Низкий поклон вам, жители Шанхая.

По материалам В. Гридневской, г. Катав-Ивановск и газеты «Авангард»

«Шанхай — окраина Катав-Ивановска» — так называется школьный проект ученицы 5а класса средней школы №2 Катав-Ивановска Наташи Мирасовой. Работая с документами краеведческого музея, беседуя со старожилами, Наташа наткнулась на одну старую легенду, которой, конечно, нет научного подтверждения, но она все равно красивая.

«Жил был на нашей земле правитель. И было у него три сына. Старшего звали Солек, среднего — Шихан, младшего — Шанхай. Состарился отец и позвал своих сыновей. «Чувствую, смерть моя близка. Возьмите, сыны мои, эти края и разделите их поровну», — сказал старик. Солек взял себе юго-западную территорию, Шихан занял место на северо-востоке, а младшему достались земли между владениями старших братьев.

Шли годы, братья жили дружно, как и наказывал отец. И вот узнали братья, что их края собралась посетить прекрасная девушка Катай, завидная невеста. Едва Катай показалась с юга, Солек, увидевший ее первым, безумно влюбился в красавицу. Но гордячке не понравился парень, и она прошла мимо. Вторым повстречался ей Шанхай. Приглянулся красавице добрый молодец, полюбили они друг друга. Солек и Шихан завидовали брату. И задумали они разлучить Катай с Шанхаем. Собрали они силы небесные и оттеснили Шанхая подальше от девушки.

Горько плакала Катай, хотела пробиться к любимому — Шихан преградил ей путь большой горой. Кинулась Катай в другую сторону, но дорогу ей преградил Солек. Каждый из братьев хотел стать женихом красавицы. И стали они ссориться и враждовать меж собой так, что и про Катай забыли. А она жила тихо, печалилась о Шанхае.

Однажды по этим землям проходил путь одного богатого купца. И был у него сын — Весел. Добродушный, всем довольный юноша. Встретились Катай и Весел. Поразила юношу девичья красота, но еще больше удивился он печальному ее виду. Решил Весел во что бы то ни стало развеселить Катай и добиться ее любви. Но как ни старался парень — не смеется Катай, только вздыхает тихонько. Но и Весел не сдавался: три дня и три ночи веселил он девушку, и наконец промелькнула на ее личике улыбка. А позже развеселилась Катай, разыгралась так, что забыла про Шанхая, полюбился ей молодой весельчак. Остался жить Весел рядом с Катай на Северной горе, которую солнце освещает с утра до позднего вечера.

Позвали Катай и Весел братьев в гости, напомнили им отцовский наказ. Помирились Шихан, Шанхай и Солек, пожелали счастья молодым. И стали все жить дружно на земле, где потом вырос город Катав-Ивановск».

— На самом деле информации о заселении Шанхая у нас крайне мало, сущие крупицы, — рассказывает методист краеведческого музея Зинаида Слепова. — За пруд стали селиться крестьяне, которые смогли себя выкупить из крепостничества. Это могло происходить и до официальной отмены крепостного права в 1861 году.

Официальной датой образования Запрудовки, тогда деревни Запрудной, можно считать 1849 год, когда на берегу пруда в начале улицы Восточной построил большой дом подрядчик, — читаем мы в краеведческих изысканиях Владимира Хохлова. Он же содействовал строительству моста от своего дома через пруд в Курмыш. Это и дало толчок заселению восточного берега пруда при 1-м и 2-м Запрудных ключах.

«Почему же все-таки Шанхай? — рассуждает в своей работе Наташа Мирасова. — Из истории мы знаем, что Шанхай — крупнейший порт Китая. Когда там появились русские, их поразила кутерьма улиц. Слово «Шанхай» стало нарицательным, и в России с тех времен так называют городские окраины стихийной застройки. И в Усть-Катаве есть свой Шанхай, и во многих других городах. Обидно, когда Шанхай воспринимается всеми как бедняцкий район, где только овраги да буераки. Наш Шанхай — одна из самых старых окраин города. Стал застраиваться он, когда началось строительство Белорецкой железной дороги. На фотографии, сделанной в 1910 году, мы видим, что еще нет ни моста у «красной больницы», ни самого Шанхая. В те далекие времена микрорайон не назывался так. Он был просто окраиной города. И только в 50-е годы, когда СССР и Китай находились в тесных дружеских отношениях, окраину нашего города жители стали неофициально называть Шанхаем.

Интересно то, что название улиц в то время было тоже другим: улица Советская, Международная 1, Международная 2, Международная 3. Это уже намного позже одну из Международных переименовали в имени Кирова, другую — в Комсомольскую».

По мнению музейных работников, происходило это в 1960-х годах. Тогда жители обращались к властям, чтобы те инициировали переименование многих повторяющихся в названиях улиц или вообще безымянных, или 1-х, 2-х, 3-х заводских переулков (как было, например, в Юрюзани) и давали им имена заслуженных земляков. Сейчас микрорайон Шанхая включает в себя улицы Международную, Комсомольскую, Кирова, Советскую, Железнодорожную и Южноуральскую. Деление микрорайонов происходит в народе весьма условно.

— Мы всегда говорили так: за переездом вниз — Шанхай, что выше — БЖД, — объясняет Зинаида Федоровна.

«По рассказам жительницы-старожила Елены Александровны Оголь (ей на данный момент 88 лет) в 1932 году в Шанхае было только две улицы, — продолжает Наташа. — По улице Международной стоял клуб Ильича, где показывали кино и проходили танцы под гармошку. В двухэтажном здании, где сейчас находится магазин, была расположена большая станция (вокзал) Белорецкой железной дороги. Были здесь склады, некоторые сохранились и по сей день. Через эту станцию грузы доставлялись в Белорецк. В то время на станции работало много народа, и чтобы быть поближе к рабочему месту, люди строили на окраине сначала землянки, а потом уже дома и оставались здесь жить.

Продолжилось заселение Шанхая и после Великой Отечественной войны. По рассказам Елены Александровны, в 1947 году на горе по улице Юрюзанской было построено три барака. Их обнесли колючей проволокой и на вокзал пригнали четыре вагона репатриированных. Это были майдановцы, бандеровцы, которые воевали вместе с немцами против русских. Просуществовал этот лагерь два года. Затем его расконвоировали. Некоторые из заключенных создали свои семьи и остались жить в Шанхае или Запрудовке».

Замечателен Шанхай еще и тем, что здесь жил и работал в «красной больнице» известный хирург Федор Караваев, Заслуженный врач РСФСР, Почетный гражданин Катав-Ивановска. Дом его по улице Комсомольской до сих пор цел, в нем продолжают жить потомки Федора Тимофеевича. Именем этого легендарного для города человека названа главная улица в Запрудовке. Подробнее о ней и о человеке, чье имя она носит, мы расскажем в продолжении нашего проекта «Моя улица».

«Вот сколько интересного я узнала о нашем Шанхае. И если бы мне предложили переехать в какое-то другое место, то я бы, наверное, не согласилась. Потому, что мой родной город — самый лучший на земле, в нем выросли мои родители, начинаю взрослеть и я. И когда-нибудь с удовольствием буду рассказывать своим детям о самом лучшем времени, перебирая детские воспоминания и памятные даты», — заключила свой исследовательский проект Наташа.

По материалам Натальи Мирасовой и газеты «Авангард»

Ветерану Великой Отечественной войны Николаю Орешкину исполнилось 93 года.

Николай Николаевич — человек известный в районе, много трудился на общественной работе, коммунист (как вступил в партию в 1947 году так, и до сих пор остался ей предан, его партийный стаж — 60 лет).

Родился Николай Орешкин в Катав-Ивановске. Его отец был участником гражданской войны, воевал в конной разведке, даже сидел в тюрьме у Колчака. Когда в его семье появились дети, он решил сына называть также Николаем, а дочь Коммунарой и накрепко наказал не крестить. Так что старший Орешкин был человеком очень твердых политических взглядов.

Николай Николаевич окончил в Катав-Ивановске семилетку и отправился в Златоустовский индустриальный техникум получать специальность. Доучиться ему не дали. Как только исполнилось 18 лет, в 1942 году призвали в армию. Война уже была в разгаре. По состоянию здоровья он был «нестроевым», но в военное время поблажку никому не делали, и отправился 18-летний паренек сначала в Свердловск, но там военную автошколу быстро расформировали, тогда они отправились в Муром, где тоже пробыли всего шесть дней, а оттуда в Горьковскую область, в запасной 127 стрелковый полк. Здесь он изучил пулемет, даже успел пострелять. В будущем он должен был стать пулеметчиком. Принял присягу. Но однажды в полк приехал «серьезный человек» и отобрал 150 солдат с образованием в секретную часть, в которой были машины мощнее знаменитых «Катюш». Так солдат Орешкин попал в 23-ю гвардейскую тяжело-минометную бригаду. Так его определили в комендантский взвод, доверили охранять командира штаба.

Во время Курской дуги Николай Орешкин был свидетелем развернувшей грандиозной операции. Он тогда был планшетистом. То есть разведка доставляла сведения, а планшетист должен был их переносить на карту и передавать в штаб. Секретная работа: кого попало не поставишь, поэтому доверяли самым проверенным.

— Нам была дана команда: если враг прорвется к штабу во время Курской операции, то срочно на любом транспорте эвакуировать документы и все секретные материалы, — вспоминает Николай Николаевич.— Мы были в 2,5 км от места боя и слышали, как рвались снаряды, особенно, когда стреляли «Фердинанды» и «Тигры», как небо чернело от копоти, как земля содрогалась. Это было ужасно. Было семь линий обороны, три враг прорвал, остальные не смог.

За два дня до Курской битвы Орешкин вместе с товарищами вычислил двух дезертиров, которые прибились к штабу, представили поддельные документы и могли во время операции переметнуться к фашистам и сообщить важные сведения. Штаб тогда бы уничтожили.

В конце войны в штабе умер писарь и предложили занять это место солдату Орешкин. Он быстро освоился с немецкой печатной машинкой и начал печатать секретные документы, которые доверяли это делать только ему.

Лишь в октябре 1945 года Николай Орешкин демобилизовался. Ему был 21 год — вся жизнь впереди. Но он твердо решил закончить обучение и отправился в Усть-Катав в техникум. Затем была работа на Усть-Катавском заводе в конструкторском бюро, в парокотельном и трамвайном цехах. Он был активным комсомольцем, на фронте стал кандидатом в члены коммунистической партии, активистом, поэтому и пригласили его в райком партии инструктором промышленно-транспортного отдела.

В 1963 году Николаю Николаевичу доверили возглавить местный ДОСААФ, а затем работа на литейно-механическом заводе.

В 1984 году Николай Николаевич стал членом районного совета ветеранов. Это именно благодаря ему фамилии наших земляков-фронтовиков появились в «Книге памяти», которой было выпущено 15 томов. Он по крупицам собирал сведения о погибших, о живых ветеранах. Николая Николаевича часто приглашают в школы на встречи с ребятами, где он рассказывает о том, что такое война, ведь он сам ее всю прошел, несмотря на то, что был «нестроевым». На его пиджаке гвардейский значок, Орден Великой Отечественной войны 2 степени, медали «За боевые заслуги», «За Курскую дугу», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» и еще 12 юбилейных медалей. У него большая семья: две дочери, внуки, правнуки и даже есть праправнуки. И все это вместилось в 93 года фронтовика.

По материалам газеты “Авангард”

Токарю Леонтию Рыбаку руководство завода доверяло выполнение самых ответственных заказов, освоение нового оборудования.

Леонтий Леонтьевич за свой самоотверженный труд награжден тремя орденами: Трудового Красного Знамени, Трудовой Славы II и Трудовой Славы III степеней. Единственный носитель сразу трех этих регалий в районе! 14 значков, 5 медалей и 3 ордена красуются на пиджаке ветерана труда. 50 различных грамот он бережно хранит в папке. В 2012 году Леонтию Рыбаку вручили медаль «Благодарность земляков».

Первая ночь войны. Трехлетний мальчишка вместе с беременной мамой и малолетней сестренкой трясется в грузовике — Львовскую область срочно эвакуируют. Вслед машине летят камни, которыми забрасывают своих земляков бендеровцы. Одной женщине попало в голову и убило насмерть. Солдаты просят матерей закрывать ребятишкам рты, чтоб они не кричали…

Перед самой войной отца как офицера запаса забрали служить во Львов, туда он и перевез из родной Винницкой области семью. Пока он был на службе, семью увезли, он даже не знал куда.

— Мама решила вернуться домой, в Винницкую область, там мы прожили в немецкой оккупации до освобождения Украины и всю войну. Отца ранило. Он попал в госпиталь в Катав-Ивановск в 1942 году. Думал, семья погибла. Так и осел здесь, — рассказывает Леонтий Леонтьевич.

1954 год. Шестнадцатилетний парень, окончив семь классов, приехал в Катав-Ивановск к отцу. К тому времени они нашли друг друга. Отец Леонтия узнал, что семья его жива и обещал забрать к себе, до последнего скрывал, что здесь уже имел другую семью.

Путь оказался не близким. Когда поезд остановился на станции «Катав-Ивановск», Леонтий не сразу понял, что выходить нужно. Спросил у персонала поезда, как ему добраться на трамвае до нужной улицы. Те рассмеялись. Какой трамвай? Когда назвал фамилию отца, его здесь знали все — он работал директором горторга, парню помогли отыскать адрес.

— Отец пристроил меня учеником токаря на приборостроительный завод, помог найти жилье, — вспоминает наш собеседник.

У молодого еще парня начали болеть суставы, особенно на правой ноге. Возможно, сказались холодные и голодные военные годы, когда приходилось ходить в любую погоду босиком, ноги только тряпкой могли позволить себе замотать. Первую операцию ему сделал Федор Караваев. Она прошла успешно. Он же направил Леонтия в Троицк. Там он провел в больнице семь месяцев, вышел оттуда со второй группой инвалидности. Но на заводе на это никто и внимания не обратил, как и сам молодой специалист, — нужно было работать, выполнять пятилетки, давать стране детали, развивать военную промышленность. Токарей не хватало. Леонтий Леонтьевич к тому времени овладел профессией, закончил Катав-Ивановский техникум. Некоторое время даже поработал в техотделе инженером-технологом, но нужны были заводу рабочие руки толкового токаря.

— На работу, бывало, уходил и в четыре утра, и по выходным — рассказывает жена Леонтия Леонтьевича Зинаида Андреевна, с которой он познакомился тут же, на заводе, проработал с ней всю жизнь в одном цехе, а в следующем году они отметят 60 лет совместной жизни. — Бывало, по двое суток не выходил из цеха, когда приходили большие заказы. А он безотказный: его просят — он делает. И ведь все это было не за деньги. Строили светлое будущее.

Зинаида Андреевна гордится своим мужем. А добрая половина медалей на его пиджаке — ее заслуга, верной, терпеливой, понимающей жены.

Не все выдерживают такой работы, ведь всю смену токарь вынужден стоять на ногах, нужна в этом деле и высокая точность, техническая грамотность. Но Леонтию Леонтьевичу всегда нравилось видеть, что выходит из под его станка после долгой, кропотливой, грязной, шумной работы. Ушел он на пенсию только лишь в 72 года, в 2010 году.

— Долго еще он не мог привыкнуть, что на работу не надо ходить, — говорит Зинаида Андреевна. — Вставал утром и шел к станку, а идти-то некуда. Он даже заболел от этого.

В вагонах исчисляется количество деталей, которые за свои трудовые годы сделал Леонтий Рыбак.

Хватало у него времени и на общественную работу — был комсоргом, секретарем парторганизации цеха 14 лет, членом обкома партии три года. Охраняя покой горожан в статусе дружинника, довелось Леонтию Леонтьевичу задерживать с товарищем грабителей. За это награжден медалью «За отличную службу по охране общественного порядка».

— Я рад, что труд мой оценили и признали, это много для меня значит, — говорит Почетный гражданин района. — Благодарен своему учителю Виктору Павловичу Елисееву за то, что он вселил в меня любовь к токарному делу и за его многолетнюю дружбу.

По материалам газеты “Авангард”

 

Дорогие жители Катав-Ивановского района!

Поздравляю Вас со знаменательной датой  — 90-летием со дня образования Катав-Ивановского района!

Этот праздник, ставший уже традиционным, позволяет нам вновь и вновь обратиться к истории. За 90 лет жителями района был пройден большой и трудный путь. Вместе со всей страной наш район воевал на полях сражений и трудился в тылу в годы Великой Отечественной войны. Вклад района в Победу известен. Мы по праву гордимся нашим краем, нашими земляками.

Катав-Ивановский район всегда был известен в области как промышленный. У нас одним из первых на Урале было создано цементное производство. Большим спросом пользуется продукция района, которую выпускают заводы Катав-Ивановска и Юрюзани.

В настоящее время в районе ведутся большие работы по благоустройству городов и сел. У нас впереди много работы и важно сохранить набранные темпы.

Всё, чем богат наш родной край, чем мы привыкли гордиться — это заслуга многих поколений наших земляков. От всей души благодарю тех, кто своим трудом, силами и талантом вносил неоценимый вклад в развитие и благосостояние нашего района.

В этот праздничный день примите самые искренние поздравления и пожелания светлого будущего нашему району! От всей души желаю жителям нашего района благополучия,  успехов во всех добрых начинаниях, здоровья и счастья!

Евгений Киршин,

Глава Катав-Ивановского муниципального района.

Николай Рудаков,

Председатель Собрания депутатов

Катав-Ивановского муниципального района.

Сосновый лес, выстроившийся точно молчаливый страж по берегу реки, огласился бодрой пионерской песней. Это второй и первый отряды возвращались в лагерь из большого военизированного похода. Береговые заросли кустарника возле высокой скалы раздвинулись, и оттуда выскочил Сергей Свистунов в белой рубашке-безрукавке, синих спортивных брюках и красном галстуке. Следом за ним показалось румяное и потное лицо Виктора Гажалы.

За Виктором, словно медведь, продирался сквозь чащу Женя Березовский, пионер первого отряда, здоровый парень, ростом на целую голову выше и Сергея и Виктора. Каждую секунду заросли кустарника, словно нехотя, раздвигались и выпускали из цепких объятий все новых и новых пионеров. Сергей Свистунов задрал голову вверх и, посмотрев на вершину скалы, где в узкой расщелине, каким-то чудом уцепившись корнями за щепотку земли, росли две березки, с восхищением воскликнул:

— Ого! Высокая!..

С высоты сорока метров скала отвесно, почти без всяких выступов обрывалась в реку; зеленоватая поверхность воды медленно колыхалась под ней, отражая, как в зеркале, всю скалу от подножия до самого верха, где прицепились березки.

Рядом со скалой, отделенный от нее небольшим промежутком, таким узким, что в него не протиснулся бы и Сева Щукин, самый худенький в отряде, лежал гигантский камень в два-три человеческих роста. Передним концом своим он, как и соседняя скала, круто обрывался в реку; задняя стенка была пологой и походила на лесенку.

Сережа тотчас же забрался по этим ступенькам наверх и замер от восхищения.

— Ребята! Витя, Женька, лезьте сюда, тут наверху вроде скамейки. Сидеть можно. А как красиво здесь! — Витя и Женя стали карабкаться на камень. Выбрался на песчаную полоску берега и Сева Щукин и зажмурился от яркого блеска, реки на дальнем перекате. Вышли на берег три мальчика из первого отряда; потом в кустах замелькали белые рубашки и красные галстуки еще двух десятков пионеров, и, наконец, пыхтя и отдуваясь, выкатился толстенький Илья, а следом за ним — вожатый Юра и старшая пионервожатая Мария Александровна с огромным букетом цветов. Они замыкали шествие.

— А ведь это не простой камень, ребята, совсем не простой.

— А какой же? — всполошились пионеры и обступили вожатого.

— Я знаю,— закричал Сева,— это какой-нибудь ценный минерал.

— Нет, Сева. Это — обыкновенный гранит, который здесь часто встречается.

— А почему же это не простой камень Юрий Константинович? — заинтересовалась старшая вожатая.

— Это—камень Салавата, как называют его старики. Здесь около двухсот лет назад часто бывал народный башкирский герой и поэт Салават Юлаев, о котором народ сложил много песен. Слыхали о нем?

— Слыхали,— закричали ребята.— Он вместе с Пугачевым воевал против помещиков и царицы Екатерины.

— Верно,— подтвердил Юра.

Все стали внимательно рассматривать серую глыбу гранита, которая приобрела в глазах ребят теперь совершенно новое значение и заинтересовала их, как отголосок далекого исторического прошлого.

 — Хорошо бы нам поподробнее узнать об этом камне…— мечтательно проговорил любознательный Сева.

  — Узнать можно,— сказал вожатый,— здесь неподалеку в избушке старик-башкир живет, углежог он, дерево на уголь пережигает. Сходим к нему — он нам все об этом камне и расскажет. Только не сейчас, а как-нибудь на-днях. Сейчас нам нужно в лагерь торопиться.

Сильный порыв ветра чуть не сорвал с него кепку. Юра с тревогой взглянул на небо. Большая черная туча, которая только что виднелась над лесом, когда отряды вышли к реке, теперь заняла полнеба. Первые молнии прочертили в воздухе над горизонтом замысловатые зигзаги, и, глухо рокоча, над лесом прогромыхал гром.

В голубых глазах старшей вожатой мелькнуло беспокойство.

 — Гроза надвигается, ребята, — сказала она. — Нужно скорее добираться до лагеря…

Не успеем,— проговорил Юра, нагнув голову под порывом ветра и удерживая кепку рукой.— Нам еще километров пять до лагеря идти, да на лодках переправляться. Промокнем до нитки.

— Что же будем делать, Юра?

—  Пойдем в гости к Загиру, избушка его недалеко. Отряды, по одному стройся! Мария Александровна, последите, чтобы никто не отстал. Я буду показывать дорогу.

Едва мальчики добежали до низенькой, покосившейся и едва заметной среди кустов боярышника избушки, крупные, тяжелые капли забарабанили по листьям, а через минуту дождь хлынул как из ведра. Старик-башкир, сидевший на пороге с коротенькой трубочкой в зубах, завидев пионеров, поднялся и гостеприимно распахнул почерневшую от времени и непогоды дверь.

У него была белая, клинышком бородка, коричневое лицо, изборожденное морщинами, и водянистые старческие глаза; но когда он, как давнему знакомому, улыбнулся Юре, меж потрескавшихся губ ослепительно блеснули белые и крепкие, как у юноши, зубы.

— Здравствуй, Загир! — приветствовал его вожатый.

— Здравствуй, здравствуй,— сказал старик и тут же покачал маленькой головой. — Ай-яй-яй. Еще немного и мал-мала мочил бы всех…

— А мы не сахарные, дедушка, не растаяли бы,— весело отозвались ребята.

Заполнив до отказа тесную избушку, разместившись на нарах, на скамейке и просто на полу, они чувствовали теперь себя в безопасности и со смехом вспоминали, как спасались бегством от грозы.

— Дедушка, мы в поход ходили,— затараторил Сева.— А сейчас камень видели, большой-пребольшой. Наш вожатый говорит, что это камень Салавата. Верно, дедушка?

— Ваш вожатый правду говорит,— кивнул старик и заметно оживился.

— Дедушка Загир, а вы знаете, почему камень так зовут? — спросил Витька.

— Знаю, мальчик. Что народ говорит, то и я знаю…

— Дедушка, расскажите, что народ говорит,— сразу попросило несколько голосов.

—Расскажу,— охотно согласился старик.

В глазах старика блеснул живой огонек, и было видно, что просьба эта доставила ему большое удовольствие.

— Расскажу. Пока дождь идет, спешить некуда.

Он говорил по-русски с едва заметным акцентом. Усевшись на полу перед чугунной печуркой, он подбросил в камелек сухих сосновых веток, и они вспыхнули, озарив темное лицо его неверным, колеблющимся светом. За стенами избушки грохотал гром, яркие вспышки молний проникали даже сквозь маленькое окошечко на закопченные стены; шумел дождь.

А в избушке было уютно, пахло смолой, кожей, сухим углем.

Старик полузакрыл глаза и, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, заговорил протяжным, как степная песня, голосом.

  «Много-много лет назад в юрте Юлая родился Салават. Юношей был он прекрасен, как молодой месяц, быстр и ловок, как лесной олень, и смел, как горный орел. Не одна башкирская красавица с надеждой ловила его взор, но мало прельщали Салавата аульные красавицы. Больше всего на свете любил он своего коня, тугой лук да еще песни, складывать которые был великий мастер.

Салават был еще ребенком, когда на башкирскую землю пришла беда. Жадные до наживы русские купцы захватили земли башкир, объявили своими их леса. Плакал от горя седой поэт Мурадым, когда пел песни об этом. У захватчиков были ружья и пушки, у башкир — копья и стрелы. Куда пойдешь с ними против пушек? Покорился народ, но не смирился, затаив ненависть к жадным пришельцам. Так уголек тлеет внутри костра, и настанет время, когда костёр вспыхнет жарким пламенем.

Много думал Салават о горькой судьбе своей Родины и своего народа, и глубокая морщинка легла поперек, его лба от этих тяжелых дум.

Любил Салават выезжать поутру на горячем коне и, подставляя грудь вольному ветру, петь песни о том, что было дорого его душе, но больше всего любил он, переправившись через реку, сидеть на большом камне, смотреть в быструю воду и мечтать о хорошей жизни для своего народа.

И вот однажды ехал он по берегу, направляясь к заветному камню, и задумчиво пел грустную песню:

О Ур-зень-река,

Ты бежишь меж гор,

Между скал крутых извиваешься

 И несешь свои воды быстрые

 В степи вольные и широкие.

Если б звала ты, Юрюзань-река,

Как народ родной горе мыкает,

Под ногой врагов задыхается.

Кровью алою умывается,

Не стерпела б ты, Юрюзань-река,

От сиротских слез грозно вспенилась

 И смела с земли орды недругов…

Так пел Салават, когда донесся до его слуха стук копыт. Глянул батыр и увидел внизу у самой воды двух всадников в солдатской одежде, а между ними сгорбленного человека в лохмотьях. Шел этот человек меж двух лошадей, низко нагнув голову, ступая босыми ногами по острым камням, и кровь текла по его пальцам. Был он широкоплеч и могуч, но, выбившись из сил, шатался, как сосна в непогоду, и давно упал бы, если бы не веревка, которой были связаны его руки. Конец веревки держал один из солдат.

«Вот гяуры схватили еще одного башкира. Надо выручать!» — так сказал себе Салават и, выхватив саблю, как буря, налетел на врагов. Один солдат упал с седла с разрубленной головой; другой ускакал в великом страхе. Вложив саблю в ножны, увидел Салават, что спасенный им человек лежит, недвижим, уткнув голову в песок.

Разрезал он тугую веревку, зачерпнул воды и повернул того человека лицом к солнцу.

— Спасибо, батыр,— прошептал спасенный, очнувшись. Были у него черные усы, густая черная борода, а глаза сверкали, как угли.

— Урус! Русский! — пробормотал Салават.

— Или не рад ты, батыр, что освободил меня? — спросил Черная Борода и усмехнулся.

— Когда волки грызутся между собой, какое дело башкиру до этого? — нахмурясь, отвечал Салават, а человек с черной бородой опять усмехнулся и сказал:

— Вижу, не любишь ты русских, батыр.

— А за что мне любить вас? — с болью и гневом вскричал Салават.— Вы отняли нашу землю! Вы рубите наши леса! Вы хватаете наших девушек… Смотри, вот уголек от башкирской деревни! Ее спалили русские!..

Покачал головой в ответ на эти слова Черная Борода и промолвил тихо и грустно:

 — Плохо видишь ты, батыр, и в глазах твоих туман…

Гордо блеснули глаза Салавата и, взглянув на небо, он сказал одно только слово:

— Смотри!

Там, высоко над землей, едва заметной точкой парил орел. Выхватил стрелу могучий батыр, натянул лук, и упала птица к его ногам, пораженная в самое сердце. Молча протянул он убитую птицу Черной Бороде.

  Глаз твой зорок, а рука тверда, батыр,— спокойно сказал русский и поднялся с земли, шатаясь. – Но не видят правду твои глаза. Скажи: разве все русские одинаковы? Посмотри, как живут на твердышевских заводах русские мужики. От темна до темна, гнут они спины у раскалённых печей и не ведают, что такое радость. Батоги и плеть одна им награда за эту каторгу. Разве они отняли у башкир землю? И разве сами башкиры все одинаковы?! Посмотри хорошенько, батыр! Отгони туман от своих глаз! Почему одному нечем прикрыть свою наготу, а другой ходит в шёлковых халатах. Где же справедливость? Отвечай, батыр! — так сказал Черная Борода, и глубоко задумался Салават над его словами. Долго молчал он, опустив голову и наконец, ответил:

— В твоих речах есть правда, русский. Я подумаю.

— Подумай, батыр! Хорошенько подумай! А теперь прощай! — обнял его Черная Борода и зашагал по берегу.

— Постой! — закричал Салават.— Как зовут тебя, русский?

— Пугач — мое имя, и ты обо мне ещё услышишь, так сказал Черная Борода, помахал рукой на прощанье и скрылся в кустах.

И часто с тех пор стал приезжать сюда Салават-батыр, и пока конь его бродил по берегу и щипал сочную траву, он сидел на любимом камне под скалой и думал великую думу о тех словах, что запали так глубоко в его сердце.  Задумчиво уронив голову на руки, спрашивал батыр:

Правда ли, о Ур-зень-река,

Что урус-бедняк и бедняк-башкир

По своей судьбе братья кровные?

По материалам:
Сурин Л.Н. «Учитель из Юрюзани».