У войны не женское лицо

Есть женщины особенной природы,
Им незачем свой облик молодить.
Бессильны беды, недуги и годы
Характер этих женщин изменить.
Им ночью снятся роковые годы,
Как День Победы наступают дни.
Есть женщины особенной природы.
Спасибо им за то, что есть они.
Б. Калентьев

Введение.

Я очень люблю бывать в школьном музее. Посидеть в тишине, полистать альбомы, почитать фронтовые письма, посмотреть старые пожелтевшие фотографии и документы. А сколько интересных встреч прошло здесь с ветеранами. И вот я снова в музее и передо мной маленькая 6 на 9 фотография. На ней изображены 2 молодые, но очень уж серьёзные женщины в военной форме и с наградами. Кто они? Как попала сюда эта фотография? Оказалось, что фотография была подарена в музей участницей Великой Отечественной войны Цаповой Анной Николаевной. На фотографии она со своей фронтовой подругой Созиновой Александрой Максимовной. Эта фотография сделана в конце войны в мае 1945 года в Смоленске.

Женщина и война… Что может быть более противоестественного? Женщина, дарящая жизнь и оберегающая её, и война, уносящая эту жизнь, единственную и неповторимую… Эти понятия несовместимы… У каждого человека своя, непохожая на других жизнь, своя судьба.

Анна Николаевна и Александра Максимовна, как тысячи других девушек добровольцами ушли на фронт. Я никогда не понимала женщин, которые добровольцами уходили на фронт. Мне казалось, что Родина брала на душу грех, посылая этих девушек, почти подростков, на смерть и расстреливая их пусть чужими руками – руками врагов. «Но «за Родину, за Сталина!» женщины шли на фронт не только добровольно: наша Родина сочла возможным призывать для службы себе даже невоеннообязанных своих дочерей. Что же сталось с ними потом, с теми, кто выжил? Как они «въезжали» в послевоенную жизнь? Нужно было любить, рожать. Но как, прежде чем зачать, найти в себе, в своей простреленной навылет душе это детское место, где начнёт расти этот твой плод, а потом, на половине срока, будет сучить ручками и ножками, сладко брыкаться, мягкими бугорками всплывая, то вверху, то внизу живота, то сбоку? Как принять его и выносить, если вдруг внутри тебя всё окажется выжжено и пусто? Почему-то слово «война» у нас женского рода. Женщина и война – как трагически несовместимы они…

О подвигах женщин военных лет уже много сказано в исторических работах, мемуарах, отдельных книгах, публицистике. Но эта тема ещё не исчерпана, глубина исторического подвига в полном его аспекте не раскрыта, ни в научно-теоретическом плане, ни в плане практического значения для патриотического воспитания наших современников.

Много художественной литературы, рассказывающей о женщинах в годы Великой Отечественной войны. К сожалению, сейчас молодёжь мало читает литературу. Это книги Васильева Б. «А зори здесь тихие», Кравцовой Н. «Из-за парты на войну», Алексеевич С. «У войны не женское лицо». Эти книги рассказывают о простых девушках, их нелёгкой судьбе на фронте. Много прочитано мной мемуарной и документальной литературы. Книги Минаевой И.Н. «Они сражались за Родину», «Письма фронтовые». Всё это документы, множество имён женщин, величие их подвига. Особое место в ней занимает монография Мурманцевой В.С. «Женщины в годы Великой Отечественной войны», где приводятся интересные факты и цифры об участии женщин в Великой Отечественной войне. Привлекла моё внимание интересная статья Синявской Е. «Женщина на войне – феномен XX века» в газете История №6 за 1998 год, где рассматривается участие женщин в войне и психологический аспект этого, ведь война и женщина – понятия несовместимы.

Актуальность и новизна исследования обусловлена тем, что ветераны постепенно уходят в мир иной, уходят тихо, скромно. О них не написано книг, не снято фильмов. Но об их героической жизни должны знать потомки. Тема эта серьёзно не исследовалась, о многих из них не было даже маломальской статьи в районной газете «Авангард». Материалом для моего исследования послужила работа с документами, подшивкой газеты «Авангард» за 1975-2009 годы, литературой по этой теме, но главное, конечно, воспоминания этих героических женщин, которых я посетила.

Детство и юность.

У каждого человека своя, непохожая на других жизнь, своя судьба. И всё-таки у женщин военного поколения было столько общего! Подробнее я хочу рассказать о Цаповой Анне Николаевне. Обычная судьба, такая же как у многих юрюзанских женщин участниц войны, жизнь которых я изучила и лично с ними познакомилась. Сейчас это седые, больные, старенькие, немощные бабушки, столько увидевшие и пережившие. А тогда это были молодые, цветущие, красивые девушки, почти подростки. Каждая из них достойна отдельной книги, целого тома, романа. Женщины, на долю которых выпала война.

Родилась Анна Николаевна в Юрюзани 22 декабря 1921 года в большой, дружной семье. Жили в Сосновке, рядом проходила железная дорога. Просыпались и засыпали под стук колёс. Жизнь текла мирно и спокойно. А где-то там, куда мчались поезда, гудела жизнь, шумели большие города, где Аня пока никогда не была. Дом, большая дружная семья, хозяйство, где работы хватало всем. Вскоре умирает отец, совсем молодым и семья остаётся без кормильца. А дети мал-мала меньше. Ане постоянно приходилось помогать маме по хозяйству и воспитывать младших братьев и сестёр. Закончив 7 классов, Анна не думала о выборе профессии – пошла в педагогическое училище. Закончила его и работала в детском саду города Златоуста с самыми младшими. На выходные ездила домой, ведь там оставались мама и младшие братья с сёстрами. Помогала им по хозяйству и деньгами. Дальнейшая жизнь, представлялась ясной и безоблачной, как сама юность. Но грянула война разом перечеркнувшая всю жизнь…

Беседуя с женщинами Юрюзани – участницами ВОВ, изучая их биографии, я увидела как много общего у них. Практически все выросли в больших и дружных семьях. Много с детства работали. Неплохо учились, очень старались получить образование. Многие из них мечтали стать врачами или педагогами – Вера Варфоломеевна Андреева, Евстолия Георгиевна Попова, Анна Николаевна Цапова.

У двух девушек в 1937 году по ложному доносу были арестованы отцы.

У Евстолии Георгиевны отец был расстрелян в Челябинске в 1937 году на Золотой горе, реабилитирован посмертно.

У Раисы Ивановны Храмовой отец через много лет вернулся. Его тоже реабилитировали. Но детства-то не вернуть. Его не было. Постоянный страх и ужас за близких. И позорное клеймо – «дочь врага народа». Но все они не озлобились, безумно любили Родину и защищали её с честью.

Военные годы.

«Война – дело мужское». Это аксиома и это не надо доказывать. А женщина и война? «Женщина – это милосердие». Женщина чья-то сестра, жена, любимая, подруга и, конечно, мать. Женщина даёт жизнь, женщина оберегает жизнь, женщина и жизнь – синонимы».

Но в Великой Отечественной войне женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из снайперки, бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала «языка». Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на её землю, на её дом, на её детей».

Путь на фронт и военная судьба моих землячек, сложилась по-разному, кто-то сразу, в первые дни ушёл на фронт по повестке. Это: Сажина Елизавета Андреевна и Андреева (Горланова) Вера Варфоломеевна. Они были медсёстрами и прекрасно понимали, что им предстоит. Шубина Мария Васильевна и Попова Евстолия Георгиевна на фронт попали позднее, Храмова (Базанова) Раиса Ивановна в самом конце войны, но всем им войны хватило с лихвой. Всем вспоминать военные будни очень тяжело.

«Женщина чувствовала и переносила её иначе, чем мужчина, в силу своей жизненной психологии: бомбёжка, смерть, страдание – для неё ещё не вся война. Женщина сильнее ощущала, опять-таки в силу своих психологических и физиологических особенностей, перегрузки войны – физические и моральные, она труднее переносила «мужской» быт войны. И то, что она запомнила, вынесла из смертного ада, сегодня стало уникальным духовным опытом, опытом беспредельных человеческих возможностей, который мы не вправе предать забвению.

Рассказать о военной судьбе каждой моей землячки очень трудно. В работе я буду ссылаться на воспоминания некоторых из них. Но сегодня я бы хотела рассказать о войне на примере фронтовой биографии Цаповой Анны Николаевны. Тогда она была просто Анечкой Малаховой.

22 июня 1941 года Аня приехала из Златоуста в Юрюзань, чтобы помочь маме. Она частенько приезжала домой на выходные. А днём объявили, что началась война. Анна Николаевна сразу стала серьёзней, надо было срочно возвращаться в Златоуст, по месту работы и прописки. Мама провожала её, заплаканная и на прощание сказала: «Анечка, не рвись на войну! Сама не ходи, прошу тебя!»

Всех девушек взяли на учёт и для них были организованы курсы медсестёр, где учили оказывать первую необходимую помощь раненому бойцу. После основной работы в детском саду бежала на курсы. А война разгоралась не на шутку. Фашисты оккупировали не один город. На Урал стали поступать эшелоны с людьми, которым посчастливилось уехать, убежать от гитлеровских захватчиков. Положение становилось всё сложнее и сложнее. В один из дней Аня услышала по радио выступление Сталина, которое было обращено исключительно к девушкам – комсомолкам о добровольной мобилизации в армию. В начале 1942 года принесли повестку явиться в Горком комсомола. Собралось здесь девушек видимо-невидимо. Вызывали по одной. Анна Николаевна помнит это, будто было вчера. Она вспоминает: «Зашла в кабинет, стоит стол, покрытый зелёным сукном, а за столом по обе стороны по два человека в военной форме. Сразу же был задан вопрос: «Хочу ли я на фронт?» Я ответила: «Если нужно, то пойду!» Их такой ответ не удовлетворял. И они его задали трижды. На третий раз я ответила: «Да, хочу!» Это и было добровольное желание пойти на фронт».

Вызвали 2000 человек, а на фронт из Златоуста уезжали только 84 девушки. В повестке говорилось: «уволиться, подстричься под мальчика, взять кое-какие вещи». 3 мая 1942 года их отправили на фронт. На вокзале стоял страшный рёв – впервые на фронт провожали девушек, почти девочек. Матери и родственники кричали по-страшному. Вернутся ли они?

Анну Николаевну провожали коллеги по детскому саду и квартирная хозяйка Мария Фёдоровна, которая напекла для Анечки её любимых сдобных лепёшек. Наскоро попрощавшись, Аня забралась в самый дальний угол вагона, чтобы там одной поплакать. В Челябинске привели в клуб железнодорожников на формирование. Девушек было полторы тысячи. Из Свердловской, Челябинской и Курганской областей. И 5 мая 1942 года в «телячьих» вагонах отправили на фронт по направлению Москвы, через Ярославль, где и было первое боевое крещение: эшелон бомбили. Девушки выпрыгивали из вагонов и разбегались. Так добрались они до станции Бологое Ленинградской области. Девушек повели в глубь леса, где стояли какие-то бараки, им выдали первое военное обмундирование, непредусмотренное для девушек: мужские брюки-галифе, гимнастёрка – всё не по-размеру, даже нижнее бельё мужское, американские ботинки на толстой подошве, обмотки и пилотка. Как же эти обыкновенные девушки становились необыкновенными солдатами? Они были готовы к подвигу, но не были готовы к армии. И армия, в свою очередь, не была готова к ним. Брюки- галифе, чтоб не слетели, за шею привязывали бинтом. Когда все оделись, то были похожи на огородных пугол. Посмеялись друг над другом, ведь все были одинаково безобразно одеты. Те, кто был покрупнее, они смотрелись чуть лучше, а маленькие…

Служба началась со строевой подготовки. Пыль столбом от обмоток стояла. Месяц девушек обучали пользоваться винтовкой и автоматом. Изучали немецкие самолёты, потому что служба Ани Малаховой была связана с ПВО. Она попала в батальон 98-ОБ ВНОС – 98 Отдельный Батальон Воздушного Наблюдения Оповещения Связи. Все добровольцы – комсомолки. Нужно было отлично знать марки всех немецких самолётов, а они сначала все так были похожи! Потом даже по звуку могла определить, какой летит самолёт. Здесь на прифронтовой полосе окончила курсы начальника поста и командира отделения. На «свой» пост приехала через месяц, где заменила молоденького паренька, который ушёл на передовую. Название некоторых самолётов Анна Николаевна уже не помнит, но такие как: Юнкерс, Хенкель, Мессершмитт, Фокевульф запомнила на всю жизнь.

Частенько приезжали проверяющие. Запомнился мрачный капитан, который проверял девушек, задавал им много вопросов по всем видам службы. Кажется, остался доволен службой девушек, но, ни разу так и не улыбнулся. Вечером устроили танцы. Был патефон, пластинки взяли в колхозе рядом. Первую пластинку, которую поставили девушки, была «Капитан, капитан, улыбнитесь»… Вот тогда сердитый капитан не только улыбнулся, но и рассмеялся.

Война состоит из каждодневных будней, изнуряющей работы, тяжёлой службы и маленьких радостей.

В самом начале службы девушки дали клятву: «Замуж ни-ни!»… Когда одна из девушек полюбила, забеременела, то её подруги осудили. В праве ли мы их осуждать? Война, любовь, молодость – всё это было в одно время. Были и очень серьёзные чувства на фронте, были и поспешные, ведь каждый день мог стать последним для каждой из них. Все жили одним днём, одним часом, одной минуткой. Вот так исчислялась жизнь на войне. Всем хотелось жить, любить и быть любимыми. Эта молодая женщина уехала рожать на Родину, родила девочку, работала в больнице. Осуждение было не только среди однополчан, но и здесь на Родине. Её возлюбленный остался жив, вернулся после войны за ней, но она осталась дома. Не сложилась любовь…

Многих женщин – участниц войны я спрашивала, влюблялись ли они на фронте? Многие, в том числе и Анна Николаевна, отвечали, что, конечно, влюблялись, но любовь эту прятали даже от себя. «А было ли страшно?» – спрашивала я у моих землячек. Все дружно отвечали, что было страшно, очень страшно, но и страх прятали далеко-далеко, боясь даже себе в этом признаться. Война и теперь им снится, то служба, то бомбёжка. Проснутся и не верят, что живы, что война уже давно закончилась. В армии девушки не только воевали, но и приходилось заниматься обыкновенными делами: строить жильё (землянки, блиндажи), готовить дрова, управляться с лошадью. И это Аня Малахова умела хорошо делать. Ночью на вышке дежурили по 2-3 человека. Налёты немецких самолётов были частыми, особенно ночью. Координаты самолётов они передавали на ротный пост, а оттуда – на зенитную батарею, которая не должна была пропустить немецкий самолёт дальше.

В начале 1943 года девушкам привезли новое женское обмундирование. Сколько было радости! Очень красиво сшитые платья из зелёной диагонали, сапоги по размерам, береты, женское бельё. Это был праздник! Всем девушкам хотелось быть красивыми и счастливыми.

Вспоминаются многие военные эпизоды. Рассказывает Анна Николаевна такой случай. В четыре часа утра появились самолёты в пяти километрах от нашего поста. По звуку самолёта – это наши, но видимости никакой не было, и вдруг послышался очень близкий и сильный взрыв, как вроде бомбёжка, но это был взрыв двух наших самолётов. Летели два наших бомбардировщика: один на задание, а другой с задания. Летели они очень низко, на одном уровне, потому что был сильный туман, и ничего не было видно. Они столкнулись и оба взорвались, в том числе и экипаж, который состоял из 11 человек, все погибли, сгорели. Некоторые хотели на парашютах спастись, но было так низко, что парашют не успевал раскрыться, и у людей слетали черепа от столкновения с землей. Девушкам пришлось их хоронить, это было весной 1943 года.

Девушки тоньше, чем мужчины видели красоту – небо голубое, ночные звёзды, цветы в лесу и цветущую черёмуху… Ещё такой момент остался в памяти юной Ани. «Ходили много пешком 40-50 километров, каждое дерево рассмотришь: как оно растёт, из чего состоит, а место это Калининская и Ленинградская области, там тоже есть смешанный лес. И вот весна, никогда не забыть черёмуховую рощу. Я больше никогда такой красоты не видела. Одни черёмуховые деревья и цвели они изумительно – бело, бело и бело, а запах одурманивающий. До сих пор перед глазами вся эта красота. Вот живу на этом свете, а то место незабываемо.

И снова меняли дислокацию. Снова в путь. Впереди шли минёры, потому что всё кругом было заминировано. И что мы видим?… – видим дикие ужасы, вроде это сотворяли не люди, а искаженцы людей, звери, хуже зверей. Жители района Езерищ помогали партизанским отрядам, а фашисты, показывая своё бессилие при отступлении, зверски издевались над женщинами, девушками, детьми – минировали их. Здесь мы увидели только трупы. И такая видимость была повсюду, где проходили немцы».

Меняя дислокацию, войска стояли у ручья. Место было выбрано романтическое. Рядом удивительный ручей, и каждое утро девушки бегали с полотенцами умываться. Весёлые, свежие и озорные возвращались оттуда. Будто этот ручей силу им придавал. Правда здесь произошёл и трагический случай: подорвался на мине командир 2 взвода Саша Филатов. Сразу насмерть. Похоронили его вместе с женщинами – партизанками, которых заминировали фашисты. Радость и горе, красота и ужасы. Всё на войне рядом.

Плохих командиров девушки не помнят, не было их. Война очень сближала, делились последним, что было. Голод, холод, смерть, радость. Подруга у Анны Николаевны была – Дуся Мельникова, 3,5 года вместе на службе, под одной шинелью. Ближе чем сёстры стали. Сроднила война, трудности, страх, голод, непосильный труд. «Кто это испытал, поймёт меня» – говорит Анна Николаевна. Вот почему она до сих пор любит своих девочек – милых, дорогих, любимых, фронтовых подруг, многих из которых, к сожалению, нет в живых.

Ещё один страшный эпизод вспоминает Анна Николаевна. То, что мы видели – грех забыть. Ехали мы за наступающими войсками, а над нами наши самолёты. Они спускались почти до земли и метелили немецкие войска. Было такое страшное месиво, что машинам было трудно двигаться вперёд. Здесь были и люди, и лошади, и всякая техника и чего только не было. Доехали мы до определенного места нашей дислокации. Была невыносимая жара и больше всего хотелось пить, а надо было переходить через речку по понтонному мосту. Когда стали доходить до моста, воды не было видно, река была завалена трупами. Нам дали команду к воде не прикасаться. Но у нас одна мечта, хоть каплю воды взять в рот. Мы разгребли руками трупы и пили воду. Главное, это делали все. И, знаете, с нами ничего не случилось, нас Бог хранил ото всего. Напившись мы стали рассматривать трупы их было видимо-невидимо: немцы, румыны, болгары, русские. Всегда вспоминаю эти страшные видения и думаю: «Кто же их захоронил?» речка эта называлась Вулянка.

Потом служба в Белоруссии в Витебской области деревня Демидовичи. Анна Николаевна рассказывает, как они, девчонки столкнулись лицом к лицу с фашистами. Вступили в бой, не раздумывая, и взяли в плен 26 фашистов, а двум девчонкам было поручено везти их через лес в штаб полка. В штабе удивились и от души смеялись, как это две девчушки не побоялись довезти 26 фашистских головорезов. Просто страх пришел уже потом. Аналогичный случай описывается в книге «А зори здесь тихие», под таким же названием вышла заметка в газете «Челябинский рабочий» об Анне Николаевне.

«Бог, наверно, хранил нас, девочек, потому что война не для женщин».

В тот жаркий и ветреный день Аня подменила дежурную на вышке. Быстро поднялась она по лестнице. Замаскированная вышка была установлена над крышей дома, стоявшего на пригорке. Привыч­но стала вглядываться девушка в жаркое безоблачное небо, не покажется ли вражеский самолет. В этот момент ветер донес запах дыма, и девушка с тревогой поглядела вниз. Когда вышку поста заволокли клубы дыма, а под крышей взметнулись огненные языки пламени, Аня уже не думала о себе. «Оборудование! Оборудование!» Надо спасти его, во что бы то ни стало! Стала девушка, торопливо обрывать провода и бросать вниз аппаратуру. Внизу ей кричали, чтоб она прыгала. А прыгать или гореть в огне, решать было некогда: она уже горела и катилась по горящей крыше вниз, на противоположную часть дома, где никто не видел, как Аня упала в огород. Все думали, что она сгорела, потому что дом и вышка уже полностью пылали. Сил у неё ещё хватило на то, чтобы встать и выйти. Она была вся чёрная, с рук валилась кожа вместе с землёй и ткани, которые обгорели. Сразу нашли лошадь, положили Аню на телегу. Поскольку на улице было очень жарко, девочки принесли одеяло и вчетвером держали его над Анечкой, чтоб не жарило так сильно солнце. Так они ехали 30 километров от деревни Демидовичи до районного центра Чашники, где был санбат. Её положили на стол, потому что не было ни одной койки, их вывезли немцы, кое-как обработали. Обрезали все ткани, остригли волосы на голове с правой стороны, а с левой они все сгорели. Лицо тоже всё обгорело, одни единственные глаза и остались, потому что она их закрывала, а бровей и ресниц не было. Руки тоже почти до плеч были обожжены, а так же шея и левая сторона тела. Врач хирург потом ей сказал, что ожог составляет 75% всех степеней от 1 до 4-ой. После того, как они всё обработали стали бинтовать. Аня стала кричать, что ожоги не бинтуют. Она знала это по курсам медсестёр. Но они и слышать не хотели. Сразу стало ещё хуже, кричала она день и ночь, горело всё как в огне. И тут откуда-то прибыл доктор – хирург Чепик Кирилл Петрович, который осмотрел Анну Николаевну, приказал сделать марганцевую ванну и положить её на отмочку, так как бинты были уже не видны, кругом выступили кровяные пятна и тканевые части. Говорит она: «Лежала, как свинья в корыте, и отмокала». Потом опять делали всякую обработку. Но, увы, лучше ей не было, а хуже стало. Лежала Аня на подвесках и резиновых кругах. Ко всему этому у неё появилась дизентерия – страшные боли в животе и высокая температура. Стали давать пить только сахарную воду, стало ещё хуже. Ухаживали за ней санитарка Маша Ивицкая, и часто приходила хирургическая медсестра Лёля. Поступление раненых в санбат было большое, и часто приходить к ней было некому. И вот однажды в палату входит совершенно посторонняя женщина, она подошла поближе и говорит: «Чем я могу тебе помочь?» Анна Николаевна ответила: «У меня дизентерия, а я хочу чего-нибудь острого». Женщина тут же развернулась и пошла, через некоторое время принесла в баночке квасу и огурцов, настоянных на берёзовой золе. Нарезала огурцы маленькими кусочками, клала Ане их в рот и давала запивать квасом. После этого боли в животе прекратились и дизентерия покинула. Эту женщину словно Бог послал, ведь в то время никаких медикаментов не было, только марганцовка и бинты. Так Анечка рассталась с одним заболеванием. Но самое страшное – это ожоги. Началось заражение. Хирург Чепик предложил ампутацию левой руки и ноги, стал убеждать, но Анна Николаевна не дала согласия, сказала, что умрёт такой, какая есть и потеряла сознание. Целых 8 дней она была без сознания, все ждали, что должна наступить смерть, когда очнулась, то начала причитать, что очень хочет жить. Доктор пришёл, посмотрел и предложил ещё один вариант, если она его выдержит, вытерпит, ведь никаких обезболивающих не было. Всё зависело только от силы воли. Принесли стол, её положили на него. Хирург стал обрезать всю ткань, которая гноилась, небольшими лоскутками, а потом прижигал 5% раствором марганца, так как даже йода не было. Кричала она по-страшному. А он только говорил: «Кричи! Плачь!», ненадолго прерывался, чтобы дать отдых и себе и Анечке, и опять начинал работать. С утра до вечера колдовал над нею и даже ночью приходил не один раз – ему тоже хотелось, чтобы она осталась жить. Тогда привезли много рыбьего жира для Ани. Её стали обвёртывать в простынь, пропитанную этим жиром. На лицо накладывали тампоны с ним. Это делалось для питания кожного покрова. Сначала везде появлялись гнойные нарывы, но всё равно кожа обогащалась. Не было аппетита и ей стали давать по 30 грамм какой-то микстуры, потом оказалось, что это был спирт. Из части привозили продукты, давали их повару, чтобы он готовил для Ани отдельно. Положительные результаты начались с лица. Коросты стали сходить, и на лице стали появляться синие, красные, жёлтые, от рыбьего жира, пятна. Однажды Лёля захотела порадовать больную и принесла зеркало. Когда же Аня увидела себя, то сразу потеряла сознание. Когда вошла в память, то рядом сидел доктор, он спросил, что с ней случилось. Она сказала: «Увидела себя в зеркале, и жить больше не хочу! Я очень испугалась себя. Я такая страшная, нисколечко не похожа на ту, которая была раньше. Зачем мне жить? Я такая никому не буду нужна!». Доктор только сказал: «ты нужна сама себе и мы будем бороться за тебя!»

Сам Кирилл Петрович был инвалидом войны, у него были повреждены голосовые связки, сразу трудно было понять, что он хочет сказать. Кирилл Петрович ходил на обход с мальчиком, которому было лет 5. Это был его сын Олег, а жену его убили немцы. Это рассказала Лёля, она потом стала его женой.

Так началась борьба за выживание и это тоже подвиг Цаповой Анны Николаевны. Доктор сказал, что она будет жить за себя и за тех, кто погиб, не вернулся. Аня осталась при части, не могла бросить своих подружек. Выполняла посильную работу, восстанавливала здоровье.

Вспоминает Анна Николаевна такой случай. Во время войны было много волков, они сидели прямо на дорогах, не боялись людей. Так их за войну много развелось! Они питались человеческими трупами, которых порой хоронить было некогда и некому. В дневное время девочки ещё могли быть на вышке, а как начинает темнеть, волки шли к землянкам, где жили люди, и сидели там всю ночь. Ночью девушки не выходили из землянок. Вот в такой дружбе с волками и жили.

Как-то раз Аня шла в штаб полка, чтоб получить партийный билет. Она была кандидатом в члены КПСС. Шло вместе с ней 8 человек. Вдруг видят, бежит женщина с мальчиком и в мешке у неё картошка и кричит, что за ними гонятся волки. Все остановились и увидели эту стаю. Командир дал команду выстроиться по ширине и отстрелять волков, но некоторые из них убежали. Подобный случай вспоминает и Шубина Мария Васильевна.

Войска безостановочно двигались вперёд, а вместе с ними Анна Николаевна, которая ещё до конца не оправилась от ожогов. Со своей шапкой ушанкой так и не расставалась, хотя уже наступила весна. Все девчонки перешли на весеннюю форму, надели береты, пилотки, а Анечка не могла. И вот как-то приходит командир роты и говорит: «Пошли я тебя отведу к парикмахеру». Привёл, а волосы-то у Ани ещё маленькие. А командир говорит: «Сделайте причёску, если сможете». Парикмахер, конечно, провела с ней много времени, сделала отличную завивку. Пришли они в роту, в час ночи, шапку она несла в руках. Но никто не спал, все встречали Анечку, как героя. Стала сразу выглядеть по-другому. Приехал командир части и не узнал её. Он был очень рад за неё. Брови стали выразительнее и ресницы выросли, только рука не совсем разгибалась.

А потом была капитуляция Берлина. Победа. Радость. Все от радости прыгали с четвёртого яруса полатей на тех, кто был на полу. Все бегали, стреляли вверх. Радовались.

Стали все говорить о мобилизации. Первыми отправили всех мужчин в возрасте.

Уходят ветераны, а те, кто живы душа болит до сих пор. «Оттуда даже если живой придёшь, душа болеть будет. Теперь думаю: лучше бы в руку или ногу ранило, пусть бы тело болело. А то душа… Очень больно… Мы же молоденькие совсем пошли… Девочки… Я за войну даже подросла…»

Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, –
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…

«Они ещё живы участники боёв. Но человеческая жизнь не бесконечна, продлить её может только память, которая побеждает время. Люди, вынесшие войну, выигравшие её, осознают сегодня значимость сделанного и пережитого ими. Они готовы нам помочь».6 Они пишут о войне, пишут и оставляют потомкам свои воспоминания.

Мирная жизнь.

После войны, кто-то из женщин вернулся сразу, кого-то мобилизовали через год. Но всем женщинам было очень тяжело. Война поделила их жизнь на две части – до неё и после. Они слишком рано стали взрослыми, непогодам серьёзными. Они были старше своих сверстниц, на целую войну. Они прошли и пережили эту войну. Спустя годы те, кто выжил, признаются: «Когда посмотришь на войну нашими бабьими глазами, так она страшнее страшного». Да и женская послевоенная судьба складывалась у них драматичнее. «Война забрала молодость, здоровье, мужей: из их одногодок вернулись немногие. Они без статистики знали это, потому что видели, сколько мужчин осталось на полях сражений, а ведь это чьи-то мужья, отцы, братья и женихи!»7 Поэтому не у всех женщин сложилась семейная жизнь. Евстолия Георгиевна Попова и Мария Петровна Универсаль остались одинокими – без мужей, без детей, без счастья и любви. Война унесла их женихов, лишив радости и счастья материнства. Да и те, кто вышел замуж, не все смогли родить. Слишком много пришлось испытать и перенести психических и физических перегрузок. Им 18-20 летним девчушкам! Сейчас они уже старенькие, больные и очень-очень одинокие.

А сколько презрительно-обидных фраз, типа «ППЖ» (походно-полевая жена) пришлось услышать после войны от мужчин! Вспоминая, Анна Николаевна, рассказала один эпизод, который произошёл с ними сразу после войны. Их часть стояла на переформировании в Смоленске у Днепра, и они молоденькие девчонки радовались Победе, ходили в кино, купались в Днепре, загорали, фотографировались на память. И каждый раз проходя, мимо колодца, а у него сидел мужчина и что-то кричал вслед. Сначала они не обращали на его крики внимания, а потом поняли, что этот крик для них. Мужчина кричал, что они фронтовые б… . Это им-то нецелованным девчонкам! Они промолчали первый раз, постарались не обратить внимания, но когда это повторилось, они собрались взводом девчат и поколотили обидчика. За поруганную молодость, за юность, которую украла война. А когда рассказали командиру, он хохотал до потери сознания. И только спросил: «Вы его не убили?» На другой день девушки пошли в Смоленск, но этого «героя» у колодца уже не было. Слава Богу уполз. Да, такое было. Да и после демобилизации эти реплики бросали кое-какие бабы только те, которые сами были в тылу и занимались, Бог знает чем. Это всё, конечно, ерунда, но обидно было слышать незаслуженное.

Вернувшись, домой, им нужно было найти себя, привыкнуть к мирной жизни. Многие из них спать долго не могли: страшно было, другие вскакивали в холодном поту, вспоминая войну. В музее школы хранится письмо выпускницы 1940 года Малясовой Евгении Сергеевны. Она пишет: «Вернулась домой с фронта в 1945 году, совершенно седая и с гримасой ужаса на лице. Я заново училась улыбаться, смеяться и радоваться жизни».9 Эти слова сказали всё… 23-летняя девочка, сколько же ей пришлось пережить! К счастью, по совету родственников, через год она восстановилась в Ленинградский университет, где училась до июня 1941 года. Приехала в Юрюзань на каникулы, которые затянулись на 4 страшных года… Закончила университет с отличием, сказалась огромная жажда знаний. Осталась в лаборатории при университете, защитила диссертацию. Появилась семья: любимый муж, единственный сын. Она учёный – полинолог с мировым именем. «Я хочу сказать, что почти 60 лет своей жизни, я посвятила любимой работе. Я не прожила на земле напрасно, бес толку. Это великое счастье и я счастливый человек».10Но о войне она старается забыть и не любит об этом вспоминать.

После войны все женщины стали достойными людьми, бывшие военные медсёстры стали работать в поликлинике, в хирургии, а кто-то в роддоме и на «Скорой». Ведь за годы войны практика у них была огромная, и заменить могли от санитарки до хирурга.

Жидилина Мария Андреевна стала бухгалтером. В семье росло трое детей. Сын погиб в армии 1972 году, рано умер муж, а две дочери – глухонемые, так догнала её война. Это последствия брюшного тифа, перенесённого на фронте.

Анечка Малахова стала Цаповой Анной Николаевной. Вышла замуж за хорошего человека – Цапова Александра Егоровича. С мужем у них было много общего. Шли годы в семье Цаповых трое детей. Муж умер молодым. Детей воспитывала и поднимала на ноги сама. Сын, Вячеслав Александрович, директор завода. Дочь, Наталья Александровна – учитель, младший сын Александр – бизнесмен. После войны работала в отделе кадров завода, тогда было модно, чтоб такие должности занимали фронтовики. В 1945 году сгорел родительский дом, а пожар, как известно, забирает у человека всё последнее. Долго ходила в военной форме: одеть-то нечего было, пока не выделили отрез на платье, которое потом сшила. Строгая и требовательная по своему характеру, позднее стала занимать должность директора треста столовых. После выхода на пенсию ещё 15 лет проработала в регистратуре поликлиники. Много лет прошло с тех пор, как закончилась война, но забыть это невозможно, как не старайся забыть! Прошлое не забывается и его не вычеркнуть из жизни.

Храмова Раиса Ивановна тоже вышла замуж за фронтовика. Всю жизнь с мужем проработали на заводе. Достойные люди, которых знают и уважают в городе. Зрение сразу после войны стало резко ухудшаться, наверное, сказались тяжелейшие котлы, которые ворочала молодая девушка на фронте. Сейчас она полностью слепая, старенькая, немощная. Молодым от рака умер младший сын. Но не забывает дочь, внуки и правнуки. О войне говорить без слёз не может.

Вот так по-разному сложилась судьба у женщин Юрюзани – участниц Великой Отечественной войны. Но война – тяжёлое испытание, которое сказалось на их жизни и на их здоровье.

«То была величайшая жертва, принесённая ими на алтарь Победы. И бессмертный подвиг, всю глубину которого мы с годами постигаем».

Заключение.

Сняли вы бушлаты и шинели,
старенькие туфельки надели.
Мы еще оденем вас шелками,
Плечи вам согреем соболями.
Мы построим вам дворцы большие,
милые красавицы России.
Мы о вас напишем сочиненья,
полные любви и удивленья.

Работа над исследовательским проектом «У войны не женское лицо» завершена. Я до сих пор нахожусь под впечатлением от воспоминаний и откровений ветеранов. Мне кажется, что я и сама стала старше. А сколько пережили они! Это невозможно как-то сосчитать и чем-то измерить!

«Собранные вместе, рассказы женщин рисуют облик войны, у которой совсем не женское лицо. Они звучат как свидетельства – обвинения фашизму вчерашнему, фашизму сегодняшнему и фашизму будущему. Фашизм обвиняют матери, сёстры, жёны. Фашизм обвиняет женщина».

По материалам исследовательской работы о подвиге участниц ВОВ,
проживающих в Юрюзани
Автор: Сауленко Мария

Дополнительный материал смотрите в статье «Анкета фронтовика«