Восстание на Юрюзанском заводе

Бунтарь

В начале XIX столетия Юрюзань-Ивановский завод находился во владении княгини Анны Григорьевны Белосельской-Белозерской. Внучка одного из основателей Катавских заводов Ивана Семеновича Мясникова, она при выходе замуж получила от своей матери, статской советницы Козицкой, как приданое Катав-Ивановский и Усть-Катавский заводы, а в 1815 году приобрела и соседний Юрюзань-Ивановский завод с принадлежавшим ему Минским передельным заводом.

На Юрюзань-Ивановском и Минском заводах числились 3121 «мужская душа». Все эти три с лишним тысячи подневольных людей были полной собственностью княгини Белосельской-Белозерской. Недовольство копилось исподволь и долго, пока не грянул взрыв.

В заводской конторе был приставлен к документам сын караванного приказчика Ивана Тараканова — Илья. Оказался Илья Иванович человеком расторопным, сметливым и неробкого десятка. Он не стал молчать, когда понял по документам, что заводской исправник Гоферланд, верный прислужник княгини Белосельской, самым наглым образом обирает крепостных, что контора платит людям много меньше того, что они заработали.

Открытое столкновение между исправником и крепостным конторщиком произошло в мае 1828 года. За «дерзость» Гоферланд жестоко избил розгами Илью Тараканова, затем приказал приковать Илью в конторе к столу и в таком виде продержал его три недели.

Конфликт обострился в связи с развернувшимися на заводе событиями. 8 мая помощник заводского приказчика Утушкин направил тридцать женщин на строительство лесопильной мельницы для подъема с земли и втаскивания наверх тяжелых брусьев. Наспех сколоченные мостки с лежащими на них брусьями рухнули и изувечили нескольких работниц. Гоферланд в это время находился в отъезде на Катав-Ивановском заводе. На следующий день он вернулся в Юрюзань и прямо на поле избил приказчика Игнатова в присутствии двухсот крестьян, которые шли с поля от часовни с образами. Крестьяне, окружив Гоферланда, просили, чтобы их жен «не в свойственные работы не употреблять». Гоферланд тотчас усмотрел в этом «бунт», а за причину сего счел подстрекательство со стороны Тараканова. Он прямо назвал конторского служителя бунтовщиком и грозил жестоко наказать. Оскорбленный Тараканов подал в заводкую контору прошение «О произведении следствия и о выключке из бунтовщиков и о помещении в число честных и полезных людей». Узнав об этом, Гоферланд пришел в неописуемую ярость.

Конфликт между исправником и непокорным крепостным обострялся с каждым днем. Илья Иванович Тараканов давно уже пользовался поддержкой и сочувствием у всех крепостных мастеровых Юрюзань-Ивановского завода. И в этот раз он не задумываясь стал ходатаем в их «слезном» деле о женах. Продолжал он отстаивать и свою честь, за что подвергался все большим и большим гонениям.

15 июля 1828 года крепостные мастеровые Юрюзань — Ивановского завода, собрав всем обществом деньги, кто сколько смог дать, направили Тараканова в Пермь в контору Горного правления. От имени всех крестьян Илья Иванович вез новую письменную жалобу. В ней крепостные писали о продаже из заводских магазинов хлеба за двойную цену против покупной, о ежегодном взыскании за починку большой трактовой дороги по одному рублю двадцати копеек с каждого тягла, о том, что их, мужиков, заставляют работать и в воскресенье, и в праздничные дни, и даже во время светлой недели (то есть после пасхи). Они жаловались на завышенные требования конторы при браковке железа, о недостаточной выдаче угля для выковки железа на кричных молотах, о жестоких наказаниях, которым их подвергают за малейшую провинность, и о многих других своих бедах и несчастиях.

Само собой разумеется, Илья Тараканов отправился в Пермь самовольно, без разрешения заводской администрации…

Разговор с посланцем юрюзанских крестьян в Перми был коротким. По распоряжению начальника горных заводов Уральского хребта генерал-майора Богуславского чиновники Пермского правления заставили Тараканова дать обо всем письменное показание, а потом Тараканов был арестован, «как явившийся в присутствие горного правления без письменного вида и доверенности».

Под стражей Тараканова отправили на Катав-Ивановский завод. Там его заковали в кандалы якобы за попытку к бегству.

Юрюзанские крестьяне — числом 51 человек — подали в земский суд прошение (без подписей), в котором требовали освободить Тараканова из-под ареста. В противном случае они угрожали дойти до самого царя и объявили, что без Тараканова не дадут прибывшим следователям никаких показаний. Вскоре число крестьян увеличилось. Раздались крики, что без Тараканова крестьяне не доверяют следователям производство дела. Группы крестьян стали появляться и на улицах Юрюзани.

Пермское начальство назначило новое следствие, а Тараканов был освобожден из темницы и вернулся домой. В это время без ведома крестьян следователи подписали крестьянские «показания». Узнав об этом, крестьяне стали требовать, чтобы эти показания зачитал вслух Илья Иванович Тараканов.

Оказалось, что многие сведения были опущены, а Тараканов был снова арестован…

Восстание

В феврале 1829 года следствие по жалобе крепостных крестьян Юрюзанского завода было закончено и отослано для окончательного решения в Уфимский уездный суд. Начальник горных заводов Уральского хребта А. А. Богуславский направил министру финансов Е. Ф. Канкрину донесение о ходе следствия, в котором перечислялись 27 жалоб, поданных заводским населением.

Летом крестьяне обратились к заводскому исправнику с новыми требованиями. Но и на этот раз не последовало положительного решения. Терпению народа пришел конец. Более семидесяти человек не стали ходить на работу, а крестьянин Минского завода Егор Шерстнев и открытую отказался выполнять распоряжения заводского приказчика. Когда же за ним прислали унтер-офицера с тремя солдатами, на защиту Шерстнева прибежали крестьяне, разоружили и связали солдат.

Вскоре восемь выборных от крестьян были направлены и сем обществом в Уфу с наказом выручить ранее арестованного Тараканова. Остальные мастеровые самовольно разошлись по домам.

В Уфе выборные были схвачены. Троих из них задержали в Уфе, а пятерых выслали назад, в завод. Когда юрюзанцы увидели своих посланцев закованными в ножные кандалы, они потребовали от заводского исправника, чтобы арестованных немедленно освободили. Когда же началось наказание арестованных, на заводскую площадь прибыло более пятисот заводских мастеровых и крестьян.

Раздался крик: «Давай, вяжи их! Бей их!» Один из мастеровых ворвался в круг заводских полицейских, проводивших экзекуцию, схватил за руку дворового человека исправника, оказавшегося здесь, и утащил его в толпу, которая толчками и палками пропустила его сквозь себя. Недолюбливали заводские прислугу начальства.

Собравшиеся заводские требовали устранения неугодных им приказчиков, заводских служителей, освобождения Тараканова, принятия просьбы от имени 2571 человека. На попытки исправника внушить собравшимся, что они совершают преступление, те торжественно отвечали:

— Мы на это пошли. Кнут всем или ни одного не дадим. Весь мир не пересекут, а что миром сделано, то свято…

Восстание охватило не только Юрюзань-Ивановский и Минский заводы, но и прилегающие к ним деревни, грозило перекинуться на Катав-Ивановск и Усть-Катав и приняло такие размеры, что берг-инспектор Булгаков был перепуган не на шутку и запросил для подавления воинский отряд численностью в 1 500 человек. Военный губернатор прореагировал на эту просьбу немедленно. Начальникам войск оренбургского казачьего, башкирского и мещеряцкого кантонов было приказано отправить в Юрюзань-Ивановский и Минский заводы воинские команды.

Окрестные леса огласились барабанным боем и топотом сотен солдатских сапог.

Восстание было подавлено.

Царский суд

Длинным был перечень обвинений, предъявленных военными следователями каждому из участников юрюзанского восстания. Так, крестьянин Минского завода Егор Шерстнев обвинялся «в воспрещении сыну своему ехать по наряду конторы за тесом, обезоружении посланных за ним в курень унтер-офицера и трех рядовых, содержании под своим присмотром и требовании за освобождение их от исправника Коурова подписки, что означенные военнослужители задержаны в курене не были, а ему, исправнику, не было оказываемо неповиновение. В требовании, чтобы он, исправник Коуров, представил на суд приказчика Костина. В ложном перед судом показании.

О наказании его приказчиком Утушкиным. В самовольной отлучке в Уфу для совещания с содержащимися там под стражею главным возмутителем Таракановым, склонении к таковому поступку других крестьян, в сборе с них на дорогу Тараканову, когда он ездил в Пермь, 60 рублей. В дерзком крике и буйстве противу исправника Пузыревского в то время, когда крестьяне останавливали выезд в Уфу управляющего Петрова. В задержании нарочно-посланного от заводского исправника Пузыревского с нужнейшим конвертом для узнания, не содержится ли в оном жалобы на крестьян, и намерении собрать мир, которому бы исправник прочитал донесение

Подобные же пространные обвинения были предъявлены царским судом Осипу Базанову, Ивану Карабанову, Афанасию Строеву и другим участникам восстания.

Приговор поражает своей свирепостью даже для той жестокой эпохи: девятнадцать человек приговаривались к смертной казни в самых разнообразных вариантах («казнить на месте смертию», «аркебузировать», то есть расстрелять, «лишить живота»), большинство участников восстания — к наказанию кнутом по сто ударов каждому и к каторжным работам, наконец, менее активных должны были наказать плетьми и сослать в Сибирь на поселение.

Однако уже был прецедент, когда Николай I, фарисействуя и лицемеря, на приговоре о смертной казни двух контрабандистов наложил резолюцию: «Виновных прогнать сквозь тысячу человек двенадцать раз» да еще « делал приписку: «Слава богу, смертной казни у нас не бывало и не мне ее вводить».

Зная о «слабости государя», министр внутренних дел предложил девять главных участников волнения прогнать сквозь строй через тысячу человек по одному разу и отправить навечно в арестантские роты Новофинляндского округа; восемь менее виновных должны были пройти сквозь строй в пятьсот человек и остаться на прежнем месте.

Была объявлена «милосердная воля» монарха: «Согласен, но арестантов послать в Бобруйск».

В приговоре отсутствовала фамилия Ильи Тараканова. Его судьба, как «главного преступника и подстрекателя, решалась особо. В решении комиссии военного суда лишь говорилось: «Заводского служителя Тараканова как за прежние, так и за настоящие его действия, написанные его рукою письма и разные бумаги препроводить во второй департамент Пермского горного правления».

Дальнейшая судьба Ильи Ивановича остается пока неизвестной, хотя ее нетрудно угадать: по всей вероятности, он так и закончил свой жизненный путь в застенках Пермской горной канцелярии.

Леонид СУРИН, почетный гражданин Юрюзани