Дочь русского и татарки из уральской глубинки стала женой финна
С Юрюзанским Домом пионеров у Лены Кулеминой связаны самые светлые годы детства. Занималась с ребятами здесь женщина, известная всему городу. Для всех – Софья Александровна Ибатулина. Для Лены – просто тетя Соня, родная сестра мамы.
Своим высоким сопрано пела девочка и в «Звездочке», и в «Орленке», и в хоре «Юность», выступала и как солистка. После школы и 11-го, педагогического, класса стала воспитателем в детском саду. Училась заочно в педучилище.
Но началась перестройка, поломавшая жизнь многих юрюзанских семей. Иван Степанович, отец Лены, помаявшись от безденежья, подался в соседний Трехгорный, благо мастерски водит любую машину. Из детского сада Лене пришлось уйти. Недолго проработала и в общежитии. В конце концов взяли Лену официанткой и кухонной работницей в харчевню возле автомобильной трассы «Уфа – Челябинск». Уставала за смену страшно. Да и личная жизнь не сложилась: с мужем рассталась, сын Кирюшка рос без отца. Дни тянулись однообразные и тусклые, как стершиеся медяки чекана одного года. И не думала не гадала Лена, что судьба ей готовит неожиданный поворот.
Таави Карвонэн не смог бы даже самому себе объяснить, почему ему так приглянулась эта худенькая миловидная девушка с подносом в руках. Финский предприниматель проезжал мимо Юрюзани по делам службы и заглянул в харчевню перекусить. А потом уже старался завернуть сюда при каждом удобном случае.
Но на все знаки внимания официантка отвечала сдержанной вежливостью. От подарков решительно отказалась. А о том, что творилось в ее душе, знал лишь один человек. Тете Соне привыкла доверять Лена самое сокровенное:
— Тетя Соня, он меня с собой в Москву зовет.
Софья Александровна понимала, как мучается племянница, но такие дела каждый должен решать сам. Наконец, настал день, когда Лена объявила: «Все, тетя Соня. Кончились мои мучения!«
Она села на заветный диван и стала рассказывать:
— Присылает он ко мне порученца. Какой-то чех-попутчик передает письмо. Таави пишет, чтобы я собиралась и ехала в Москву. Он уже и квартиру в Химках снял.
— А я сказала этому послу, – Лена озорно тряхнула головой, – кому нужна пуховая шаль, тот сам в Оренбург едет, а не других шлет. Теперь ни Таави, ни чех этот в Юрюзань больше не сунутся. Все кончилось!
Но через три дня Таави Карвонэн был в Юрюзани.
Иван Степанович Кулемин и супруга его, как и положено родителям, внимательно присматривались к неожиданному гостю, которого привела дочь. Человек вроде бы положительный, но по-русски ни бум-бум. Только через Лену и разговаривают. И когда это она так по-фински научилась?! С уральской прямотой спросили гостя:
— Таави, неужто в Москве или в Финляндии женщин не нашлось? Почему именно Лена?
Финн с напряженным вниманием выслушал перевод и что-то заговорил на своем языке. Иван Степанович взглянул на дочь. Та тихонько счастливо засмеялась:
— Он сказал, что меня послал ему сам Бог. Со звезды…
На семейном совете было решено, что дочь поедет в Москву. И родители, и Софья Александровна настаивали, чтобы Кирилл пока оставался в Юрюзани. Но Лена была непреклонна:
— Нет! – сказала, как отрезала. – Я – мать. Кирилл – мой сын. Он будет жить там же, где и я!
И уехала в Москву с мужем и сыном.
Четыре года супруги Карвонэн прожили в Москве, где работал Таави. И уже четвертый год живут в Хельсинки. В Юрюзань «своим ходом» приезжали не раз. Но в этом году Таави задержали дела, и Елена Ивановна с сыном приехали погостить вдвоем. Я уже знал, что Лена собирается поступать в университет, где преподавание ведется только на финском. И задал ей каверзный, как мне казалось, вопрос:
— А кто будет платить за твою учебу в университете? Муж?
— Никто! – просто ответила моя собеседница. – Обучение бесплатное. Даже стипендию мне будут платить, если, конечно, сдам экзамены…
Телефонный звонок из Хельсинки прозвенел поздним вечером:
— Тетя Соня! У меня все хорошо, я учусь, трудно пока. Знаешь, нам задали сочинение на тему «Ваши корни». Я писала о тебе, о бабушке Лизе, о нашей Юрюзани.
26.02.2003
Леонид Сурин